Атомный конструктор №1
Шрифт:
В своем деле – конструировании дизелей для мобильной техники, Фишман был уже «асом», опытным высококвалифицированным специалистом. Здесь же все приходилось начинать сначала. Впрочем, начинать с «нуля» надо было только лично Фишману, а так конструкторские работы по РДС-1 шли полным ходом. Тот же Гречишников работал в КБ-11 с мая 1947 года. И наличие на «Объекте» старого друга и коллеги, конечно же, облегчило Фишману вхождение в новую жизнь и в новую работу.
Судьбы Фишмана и Гречишникова были в чем-то очень не схожи, но во многом, напротив, – близки. Молодому слесарю Фишману из Харькова знания давались нелегко – не по причине малых способностей,
Прошу читателя не путать лесничего с лесником. Лесниками были простые мужики, а начальствовал над ними человек со специальным лесным образованием – лесничий, руководивший лесничеством. На Урале, в местах заповедных и легендарных, лесничий был, конечно, фигурой влиятельной и входил в круг избранной местной интеллигенции. В доме было много книг, и их любили. Мать Володи закончила с отличием гимназию, а потом много преподавала. Поэтому и путь к высшему образованию у мальчика был запрограммирован, по сути, с младенчества всей той атмосферой, которая царила в семье родителей.
У Фишмана все было сложнее… Но Гречишников и Фишман были не просто ровесниками! Они были гражданами новой страны, формировавшей их как активных, деятельных участников ее преобразования. И поэтому с какого-то момента, когда они вышли на самостоятельную дорогу, они оказались в одном строю, что и неудивительно. Дорога-то была одна – к могучей и всесторонне развитой державе.
Владимир Гречишников окончил Московское Высшее техническое училище, защитил диплом на тему «16-цилиндровый авиационный двигатель». И, занимаясь в ЦИА-Ме дизелями, попал на Кировский завод, где уже трудился Фишман. Во время войны они вместе работали на Урале, и тогда Гречишников получил свой первый скромный орден – «Красную звезду», «Звездочку».
После войны их пути временно разошлись – Фишман вернулся в Ленинград, Гречишников остался на Урале и быстро рос, став заместителем Главного конструктора Уральского моторостроительного завода по опытным работам. Теперь вместо танковых дизелей завод готовил универсальный дизель, годный и для катеров, и для тракторов, и для экскаваторов. Но, так же как и Фишману, Гречишникову суждено было заняться иным.
В декабре 1946 года его имя последний раз появляется в открытой печати: областная газета «Уральский рабочий» публикует очерк «Они создают новый двигатель». А весной 1947 года тридцатилетний конструктор направляется по партийному набору на абсолютно засекреченный «Объект № 550» особой государственной важности, который в документах ограниченного ознакомления назывался также «Приволжская контора Главгорстроя СССР», «КБ № 11» или просто «КБ-11». Вначале Гречишников – старший инженер, затем – начальник группы.
С конца 1948 года он – еще и начальник Фишмана, попавшего под начало старого друга и товарища. К этому времени «изделие РДС-1» (как называли атомную бомбу) находилось уже в стадии завершения инженерной разработки. Предстояли первые полигонные испытания на Семипалатинском полигоне. Одним из нерешенных еще принципиальных вопросов оставалась окончательная сборка РДС-1, – то есть вопросы приведения заряда в состояние окончательной готовности к ядерному взрыву.
Именно на этом этапе в работу над нашим «первенцем» включился Давид Абрамович.
Глава 3
КБ № 11, изделие РДС-1 и здание «ДАФ»
К МОМЕНТУ появления
Но вначале – о самом «конструкторском бюро» (кавычки тут вполне уместны) № 11. Как уже говорилось, оно было образовано Постановлением Правительства от 9 апреля 1946 года, подобрали, вроде бы, и место дислокации. Однако практическая деятельность началась не сразу, а с середины 1946 года, и вначале – на базе существующих организаций. Обоснованность же употребления выше кавычек видна уже из того, что свою работу новое «КБ» начало не с конструирования, а с исследований. В основном – в Москве и под Москвой.
Эксперименты были по преимуществу взрывными, и необходимость проведения большого числа взрывов торопила с переводом всех работ «в леса», где нет чужих ушей и глаз… С мая 1947 года уже в поселке Сарова начинают работать первые четыре лаборатории: рентгеновская; взрывчатых веществ; исследования деформации металлов взрывом и контроля специзделий. Конструкторские же работы начались в Сарове даже раньше – с февраля 1947 года.
Период становления проходил негладко, а одной из важнейших и новых проблем была при этом так называемая сферическая сборка – основной узел, содержащий металлическое ядро, окруженное мощным сферическим зарядом взрывчатого вещества (ВВ). Пока работы велись с инертным ядром («штатного» плутония тогда в СССР не было ни грамма), но в реальной бомбе вместо инертного ядра должно было находиться ядро из делящегося материала – плутония.
Для обеспечения ядерного взрыва надо было с очень высокой синхронностью (т. е. одновременно) инициировать заряд ВВ по всей его поверхности так, чтобы сходящаяся сферическая ударная волна взрыва с очень высокой симметрией обжала плутоний, переводя его в сверхкритическое состояние.
Кроме большого объема расчетов тут было невозможно обойтись без того спасительного метода «тыка», без которого не обходится ни одна серьезная исследовательская работа. Этот могучий метод применительно к чисто научной деятельности носит более благозвучное название «метод итераций» или «последовательных приближений», а практически это выглядело как многочисленные и долгие по времени серии взрывных экспериментов, где за один раз подрывалось несколько сотен килограммов ВВ с высокой энергетикой.
Первые опыты начались еще в Москве, на базе НИИ-6 Министерства сельскохозяйственного машиностроения. Тогдашний Минсельхозмаш к сельскому хозяйству никакого отношения не имел – это была просто «крыша» для ряда оборонных работ. Проводили опыты и на подмосковном Софринском полигоне. Но требовалось провести сотни опытов, иногда по несколько в день. Софрино, да и любой другой полигон в плотно заселенном Подмосковье, для этого не годилось. И выбор «отцами-основателями» в качестве базы КБ-11 глухого мордовского поселка Сарова в «заповедных и дремучих дальних муромских лесах» не в последнюю очередь объяснялся необходимостью проведения в спокойной и уединенной обстановке масштабных и долговременных взрывных работ.