Атомный поезд
Шрифт:
Он не испытывал ненависти к Генри Бицжеральду. Деловые отношения хороши тогда, когда приносят взаимную выгоду. И плохи, когда могут принести неприятности. Хотя самое большее, что грозит дипломату, — это высылка из страны пребывания.
Фальков посмотрел на крохотный телефончик. Он не стал волшебной палочкой спасения. Хотя Курт передавал его с такой значительностью, как будто это спасательный круг на все случаи жизни. Он вспомнил змеиную улыбку, барственную снисходительность, вальяжный голос… Вот кого он ненавидел до глубины души.
— Если я окажусь в «положении
Сдвинув половинки «Сименса», он с размаху забросил его в небольшой, затянутый ряской пруд. Его совершенно не беспокоило, что возможные наблюдатели могут зафиксировать этот жест и телефон достанут. Если преследование — плод его воспалённого воображения, значит, никто ничего не увидит. Если нет, то телефон — не самая большая улика. Правда, он не знал, какими уликами располагает контрразведка.
На следующий день генерал Фальков попросился в давно запланированную командировку, но нарвался на отказ — мол, нет денег. Попробовал получить пистолет — и снова отказ — мол, сейчас идёт инвентаризация оружия… Всё стало ясно. Кроме одного: что делать? Он не видел наблюдателей, хотя кожей чувствовал чужие недоброжелательные взгляды. Наверное, если постараться, то можно от них оторваться. Но что дальше? Без поддержки, без документов, без явок… Куда он денется…
Прометей сидел у себя дома и допивал бутылку коньяка. Проклятый БЖРК! Да будь он проклят! На нём получился прокол, ведь до этого столько лет всё проходило гладко! Будь проклята его армейская служба, которая на протяжении всей жизни не принесла ничего хорошего! Одну головную боль! Будь прокляты эти сволочи, что раскусили его двойную игру и теперь ведут тотальную слежку, загоняя его в угол! Будь проклят и Курт, и Бицжеральд, и все, кто стоит за его спиной…
Время от времени он поднимал трубку то одного, то другого телефона, звонил по несуществующим номерам, подходил к окну и, прячась за шторой, разглядывал в бинокль двор, где так и стоял подозрительный белый фургон. В правой части двора, у заднего входа в продуктовый магазин толклась троица алкашей в замусоленных жёваных футболках и тренировочных штанах с оттянутыми коленками, отчего создавалось комичное впечатление, будто мужики стоят на полусогнутых ногах. Вениамин Сергеевич только мазнул по ним взглядом и повёл окуляры дальше. Алкаши вроде вполне натуральные, одного он, кажется, видел и прежде. Хотя кто знает… В том спектакле, в котором он сейчас играет, нет ничего определённого, все зыбкое и двусмысленное.
Он поднял бинокль и стал всматриваться в миллионы огней ночной Москвы. Это было прекрасное и успокаивающее зрелище, если бы можно было раствориться в нём, навсегда забыв о совершенных ошибках…
Вдруг в дверь постучали. Не позвонили, а именно постучали. Невероятно! Никто в столь позднее время не стучит в генеральские двери, да никто и не может пройти мимо консьержки, которая всегда предупреждает о визитёре! Это могут быть только они!
— Подойди к двери! — крикнул он жене.
— Почему я? Есть же мужчина в доме, — Наталья Степановна оторвалась от телевизора, по которому говорили о
— Подойди!!!
Взглянув на ужасное лицо мужа, Наталья Степановна уронила на пол очки и шаркающей старушечьей походкой двинулась к двери.
На экране телевизора показывали чёрно-белый кафель туалета бара «Ночной прыжок» и распластанное на нём красивое женское тело в чёрно-белой одежде. Прометей понял, что это убийство как-то связано с ним и люди, которые стучат в дверь, пришли и из-за него тоже!
— Кто здесь? — дрожащим голосом спросила Наталья Степановна. Она тоже поняла, что происходит нечто ужасное, выходящее за рамки привычной жизни.
— Водопроводчик, — раздался строгий молодой голос. — Вы заливаете соседей. Откройте, пожалуйста, дверь!
— Но мы… Мы никого не заливаем, — растерянно сказала Наталья Степановна и, оглянувшись на мужа, в голос заплакала.
— Что вам надо?! — приступ гнева бросил генерала Фалькова к двери. — Немедленно убирайтесь!
— Гражданин Фальков, вы знаете, кто мы и что нам надо, — раздался столь же строгий голос постарше. — Немедленно откройте, иначе мы взломаем дверь! У нас есть санкция на обыск!
Непривычное обращение «гражданин» резануло душу больше, чем упоминание об обыске. Бывший генерал сник.
— Что? Какой обыск? — Наталья Степановна заливалась слезами и в отчаянии кусала пальцы. — Веня, ну сделай же что-нибудь!
Фальков стоял, как бетонный столб. В голове крутились обрывки горячечных мыслей. Хорошо, что нет Галочки и спит Серёжа… Как бы они его не разбудили… Если бы можно было отмотать ленту жизни назад и начать всё заново: выдать замуж Галину, вырастить Серёгу, продвинуть Андрея… Но жизнь, как и БЖРК, никогда не даёт обратный ход.
В дверь ударили кувалды, рама покачнулась, посыпалась штукатурка. Удар, удар, ещё удар! Да что же вы делаете… Ведь ребёнок спит… Ещё удар, ещё… Один угол двери оторвался от стены, сейчас она рухнет…
— Наташа, отойди, ударит! — истошно закричал Фальков, бросаясь к себе в кабинет. Он убегал от падающей двери, от жёстких безжалостных рук группы захвата, от позора…
Раздался страшный грохот, вываливая железными штырями кирпичи, стальная дверь провалилась в прихожую, по ней сквозь клубы пыли пробежали три человека в бронированных, с узкими смотровыми щелями, шлемах, в тяжёлых жилетах, с толстыми щитами и короткими автоматами в руках. Следом ворвались штатские: два огромных атлетических блондина и несколько человек обычных габаритов. Но все они опоздали.
Прометей ворвался в кабинет, пробежал его насквозь и всем своим грузным телом ударил в высокое хрупкое стекло, проломил его и, в ореоле осколков, вылетел в прозрачный прохладный воздух ночной Москвы, взлетел над прекрасным ночным пейзажем, ценой в десять тысяч ничего не стоящих долларов, но продолжать полёт не смог, потому что это удел ангелов, а не бесов. Кувыркаясь, он падал вниз, беспомощно развевались полы халата, как у тряпичной куклы болтались руки и ноги, но это продолжалось недолго, всего несколько секунд, после чего тело бывшего генерала смачно врезалось в землю.