Атомы у нас дома

Ферми Лаура

— Вы будете миссис Фармер? — спросил он.

— Да… я миссис Ферми.

— Мне приказано называть вас миссис Фармер, — мягко сказал он, но его голубые глаза смотрели на меня с упреком.

Я получила много всяких инструкций в Чикаго, но ни в одной из них не говорилось, что я должна носить новое имя Энрико.

Солдат повел нас к военной машине, на которой мы и проехали с ним шестьдесят с чем-то миль до места нашего назначения. Комптона и Юри увезли на другой машине. Они ехали на совещание, которое должно было состояться на участке Игрек.

История возникновения участка Игрек относится к осени 1942 года, иначе говоря, она начинается чуть ли не за два года до того, как я приехала туда с детьми.

Еще

в декабре 1941 года высшее руководство Уранового проекта пришло к заключению, что, как только будет достигнута реальная возможность производить атомные бомбы, все работы по урану должны перейти в ведение военного министерства.

13 августа 1942 года из состава инженерных войск был создан особый военный округ для проведения атомных работ. Чтобы замаскировать его связь с атомными исследованиями, его назвали «Манхэттенский округ». 17 сентября военный министр Генри А. Стимсон назначил бригадного генерала Лесли Р. Гроувза начальником Манхэттенского округа. И в то же время было принято решение значительно расширить работу и приступить к этому как можно скорее…

Генерал Гроувз немедленно взялся за дело. Он проектировал работу с атомной бомбой еще до того, как показа тельный опыт с котлом 2 декабря 1942 года подтвердил возможность управления атомной энергией. Он выбрал участки для строительства новых лабораторий и заводов.

Фирма Дюпон уже проектировала закладку больших котлов для производства плутония в Хэнфорде, штат Вашингтон, на реке Колумбия. Отделять сильно расщепляемый изотоп урана от слабо расщепляемых изотопов предполагалось на участке Икс в районе Ок-Ридж, штат Теннесси. Для исследований и экспериментов по проектированию и созданию атомной бомбы, как для наиболее секретного вида работы, требовалось подыскать еще более изолированное и глухое место.

В поисках такого места генералу Гроувзу помогал профессор Роберт Оппенгеймер, или «Оппи», как звали его друзья. У семьи Оппи в долине Пекос на восточной стороне гор Сангре-де-Кристо было ранчо. Оппи хорошо знал Нью-Мексико. Он указал генералу Гроувзу на одну школу для мальчиков в уединенной горной долине неподалеку от каньона Лос-Аламес на склоне Хемезских холмов.

По мнению Оппи, школа и прилегающий участок вполне отвечали тем условиям, которые генерал Гроувз считал необходимыми для строительства новых лабораторий. Узкая горная дорога, может быть и не очень хорошая, но все же проезжая, вела от школы к шоссе, соединявшему Таос с Санта-Фе. Во всяком случае, эта дорога сильно облегчала задачу доставки материалов. От шоссе через Эспаньолу Санта-Фе отстоял в сорока пяти милях, а до ближайшей железной дороги было больше шестидесяти миль. Горная долина возле каньона Лос-Аламос была, несомненно, очень уединенным местом. В школьных зданиях могли поместиться на первых порах ученые, пока не будут построены жилые дома. И тут уж, во всяком случае, хватало места и для расширения работ, и для опытных исследований, и для крупного строительства. Кругом, насколько мог охватить глаз, не видно было ничего, кроме песка и сосен.

Генерал Гроувз очень заинтересовался школой и вместе с Оппи отправился в Санта-Фе.

Долина реки Рио-Гранде к северу от Санта-Фе представляет собой обширный бассейн, который когда-то в давние времена был озером. На востоке ее замыкают пологие отроги гор Сангре-де-Кристо, а на западе и северо-западе — зеленые куполы Хемезских холмов.

Дно этого бассейна — знойная бесплодная пустыня: песок, кактусы, редкие сосны, едва подымающиеся над землей, и широкий, необъятный простор, прозрачный воздух без капли влаги, без тумана. Только вдоль излучины Рио-Гранде да на узеньких полосках по краям горных ручьев земля покрыта зеленью; на ней что-то родится, она может давать жизнь. Старинные индейские пуэбло да испанские деревушки жмутся под тенью вековых деревьев, живут милостями, которыми одаряет землю река, и мирятся с бесплодной пустыней Нью-Мексико и ее беспощадным солнцем.

Хемезские холмы

поднимаются над высоким горным плато, изрезанным глубокими каньонами на ровные параллельные возвышенности — мезы, похожие на зубцы гигантского гребня. Каньоны, овраги — все это следы разрушительного действия воды — большей частью пересохшие русла. Они затопляются, только когда в горах бушует гроза и неудержимый поток воды бурно устремляется вниз. Он мчится, грозный, могучий, неистовый, он тащит с собой глину со стен каньонов и низвергает ее в Рио-Гранде. Здесь ярость его стихает, река медленно катит свои мутные воды, а если ливень прошел над северными отрогами гор, где почва красная, то и река становится ярко-пурпурного цвета, словно кровь, бьющая из открытой артерии.

Лос-аламосская сельская школа для мальчиков стояла на мезе, высоко над долиной; крутые обрывистые склоны мезы были испещрены красными и золотыми полосами, а наверху она была бледно-зеленая, цвета сосновой хвои, покрытой пылью, которую ветер взметает клубами на пустынной равнине внизу.

Генерал Гроувз и Оппи явились осматривать школу. Школьный учитель, наверно, с удивлением поглядывал на эту странную пару — хрупкий, сутулый, щурящийся интеллигент, который, по-видимому, выступал в роли проводника, и солидный военный с прекрасной выправкой, внушительными манерами и властным голосом. Но, должно быть, школьный учитель еще больше удивился, когда посетители заявили ему, что школа закрывается! Военное ведомство покупает ее для секретных надобностей.

Манхэттенский округ занял школу в ноябре 1942 года. Оппи был назначен директором будущих лабораторий, и генерал Гроувз поинтересовался, сколько для этого понадобится домов. Оппи предполагал, что он соберет человек тридцать ученых; вместе с семьями это, вероятно, составит около ста человек.

Оппи оказался прекрасным директором, он поистине был душой всего дела. Спокойный, ненавязчивый, всегда точно обо всем осведомленный, он умел поддерживать связь со всеми; а так как ему были хорошо знакомы все стадии исследовательской работы — экспериментальная, теоретическая и техническая, — то он старался координировать их, объединить в одно стройное целое, и это значительно ускоряло работу. Он нес на себе нелегкое бремя ответственности с таким воодушевлением и усердием, что это граничило с фанатизмом. И все-таки он ошибся в своих предположениях относительно размеров участка Игрек.

В январе 1943 года особый инженерный отдел приступил к строительству. Строили дома и одновременно строили лаборатории, руководствуясь довольно туманными указаниями ученых, которые не имели возможности объяснить, какую работу они будут вести. Когда первая очередь построек была закончена, ученые потребовали добавочных помещений, а затем еще и еще. И вот так-то на высоте семи тысяч двухсот футов над уровнем моря вырос целый городок.

В этот городок со всех концов Соединенных Штатов и Англии съезжались ученые затем, чтобы на какое-то время перестать существовать для всего остального мира. В течение двух с половиной лет этот город не был нанесен на карту, не имел официального статута, не входил в штат Нью-Мексико, а жители его не числились в списках избирателей. Город просто не существовал. Те, кто в нем жил, называли его Лос-Аламос, те немногие за его пределами, кто знал о его существовании, называли его «участок Игрек», а для близких и друзей его обитателей, поддерживающих переписку, это был просто «почтовый ящик № 1663».

Нескончаемым потоком приезжали на участок все новые и новые семьи, и хотя строительство шло лихорадочными темпами, оно никак не поспевало за ростом населения. К концу войны, когда были опубликованы первые статистические данные, в Лос-Аламосе насчитывалось шесть тысяч жителей, а через десять лет после того, как Лос-Аламос появился на свет, их уже было двенадцать тысяч и жилищ по-прежнему не хватало.

Строительство не прекращалось. Когда мы в августе 1944 года приехали в Лос-Аламос, мы застали тут хаос и беспорядок, неизменно сопутствующие скоростной стройке.