Атосса. Император
Шрифт:
С глубоким вздохом облегчения Антиной поставил стакан и флакон на пол, чтобы поддержать ее; но едва он снова повернулся к ней, как она быстро и порывисто поднялась и в смертельном страхе, обвив руками его шею, вскричала:
— Спаси меня, Поллукс, спаси! Чудовище проглотит меня!..
Антиной, испугавшись, хотел схватить руки девушки, но они бессильно упали.
Селена затряслась, точно охваченная лихорадочной дрожью. Она снова подняла руки и приложила их к вискам с выражением страха и смущения в лице.
— Что это значит?.. Кто ты? — тихо спросила она.
Он быстро встал с пола и, поддерживая девушку при ее попытке подняться и встать на ноги, сказал:
— Благодарение богам, ты жива! Наш большой пес свалил тебя на землю. У него такие страшные зубы.
Селена стояла теперь против юноши; при последних словах его она снова вздрогнула.
— Ты чувствуешь боль?.. — с беспокойством спросил Антиной.
— Да, — отвечала она глухим голосом.
— Он укусил тебя?..
— Кажется, нет. Подними вон там пряжку; она упала с моего пеплума.
Вифинец поспешно исполнил ее просьбу; прикрепляя одежду на своем плече, девушка спросила вторично:
— Кто ты?.. Каким образом попала молосская собака в наш дворец?
— Она принадлежит… она принадлежит нам. Мы приехали поздно вечером, и Понтий…
— Значит, ты принадлежишь к свите архитектора из Рима?..
— Да. Но кто ты сама?..
— Я — дочь дворцового смотрителя Керавна, Селена.
— А кто такой Поллукс, которого ты, очнувшись, звала на помощь?
— Какое тебе до этого дело?..
Антиной покраснел и отвечал в смущении:
— Я испугался, когда ты так порывисто вскочила с его именем на устах, после того как я привел тебя в чувство при помощи воды и этой эссенции.
— Я бы и без того очнулась, а теперь могу дойти сама. Тот, кто приводит в чужой дом злых собак, должен лучше смотреть за ними. Привяжи крепче своего пса, потому что дети, мои маленькие сестры и брат, проходят здесь, когда им хочется выйти на свежий воздух. Благодарю тебя за помощь. Где же мой кувшин?..
При этих словах она начала искать глазами прекрасный сосуд, который в особенности любила ее покойная мать. Увидав его разбитым на куски, она всхлипнула и вскричала с раздражением:
— Это гнусно!
С этим возгласом она повернулась к Антиною спиной и пошла домой, осторожно ступая на левую ногу, в которой чувствовала сильную боль.
Юноша молча смотрел на удалявшуюся стройную фигуру Селены. Ему хотелось последовать за девушкой, высказать ей, как прискорбен для него этот несчастный случай, и объяснить, что собака принадлежит не ему, а другому человеку, но он не посмел.
Она давно уже исчезла из его глаз, а он все еще стоял на том же самом месте. Наконец он собрался с силами, медленно пошел в свою комнату, сел там на постель и мечтательно смотрел на пол до тех пор, пока император не заставил его очнуться.
Селена едва удостоила юношу взглядом.
Она чувствовала боль не только в левой ноге, но и в затылке, где зияла рана. Ее густые волосы задержали кровь.
Она была в совершенном изнеможении, и потеря прекрасного кувшина, который теперь придется заменить новым, причиняла ей такую сильную досаду, что она даже не обратила внимания на красоту фаворита.
Медленно, усталой походкой, вошла она в комнату, где отец уже ожидал ее. Он привык получать воду постоянно в один и тот же час, и так как Селена запоздала теперь больше, чем обычно, то он, ради препровождения времени, тихо ворчал и бранил ее про себя.
Когда дочь наконец переступила порог, он тотчас заметил, что она пришла без кувшина, и сердито спросил:
— Я сегодня так и не получу воды?..
Селена покачала головой, опустилась на стул и начала тихо плакать.
— Что с тобой?.. — спросил Керавн.
— Кувшин разбился, — печально ответила она.
— Будь внимательнее к дорогим вещам, — сказал ей отец с упреком. — Ты вечно хнычешь, когда не хватает денег, а между тем разбиваешь половину вещей, нужных в хозяйстве.
— Я была сбита с ног, — возразила Селена, отирая глаза.
— Сбита с ног?.. Кем?.. — спросил смотритель дворца и медленно встал.
— Злой собакой архитектора, который прибыл вчера вечером из Рима и которому мы в эту ночь дали хлеба и соли. Он ночевал в этом дворце.
— И он травит мое дитя своей собакой?.. — вскричал Керавн, вращая зрачками.
— Собака была одна в коридоре, когда я вышла.
— Она укусила тебя?..
— Нет, но она сбила меня с ног и стояла надо мной, оскалив зубы. О!.. Это было ужасно!..
— Проклятый бродяга, проходимец!.. — заревел Керавн. — Я научу его, как должно вести себя в чужом доме.
— Оставь, — попросила Селена, увидав, что он берется за свой шафранно-желтый паллий. — Случившегося не изменить, а если произойдет ссора, это повредит тебе.
— Негодяи, наглецы, которые врываются в мой дворец с кусающимися кобелями!.. — ворчал про себя Керавн, не слушая дочь, и, расправляя складки своего паллия, загудел: — Арсиноя!.. Да разве ее дозовешься когда-нибудь!
Когда Арсиноя явилась, он приказал ей накалить щипцы, чтобы завить ему волосы.
— Они лежат уже на огне, — отвечала Арсиноя. — Иди в кухню.
Керавн пошел за нею и предоставил ей завить в кольца и умастить его крашеные волосы.
Он был окружен при этом своими младшими детьми: они в кухне ожидали мучной похлебки, которой Селена обыкновенно кормила их в это время.