Шрифт:
Михаил Кагарлицкий
Аттракцион
Гардин вошел в артистическую уборную вместе с гулом аплодисментов, доносившихся с арены. Посреди комнаты, заставленной раскрытыми ящиками из-под аппаратуры, спиной к двери невысокий лысоватый мужчина и, близоруко щурясь, оглядывал афиши. На звук шагов он повернулся и шагнул навстречу,
– Здравствуйте... Стекольников. Федор Афанасьевич...
– Гардин... Артур Иванович.
– Гардин кивнул на плетеный стул, что стоял возле высокого бутафорского столика.
– Слушаю вас.
– Видите ли, Артур Иванович, - нерешительно начал Стекольников, осторожно опускаясь на стул, - у меня к вам... несколько деликатное дело... но очень важное для меня и моих коллег.
– Он замолчал и внимательно посмотрел на Гардина. Тот выжидательно молчал.
– Я возглавляю лабораторию в научно-исследовательском институте перспективных проблем... Мы занимаемся чрезвычайно важными вопросами, решение которых перевернет современный взгляд на физику и биологию. И только мы хотели перейти к более широкой программе исследований, как тут появляетесь вы с вашими... фокусами.
– Не очень понятно, - улыбнулся артист.
– Номер у меня первоклассный гвоздь программы.
– Вот именно, - огорченно вздохнул Стекольников.
– Наш лучший аспирант Алферов за полчаса взглядом еле-еле спичку на считанные миллиметры передвигает, а у вас стулья под куполом летают, чемоданы к зрителям на колени прыгают... Я понимаю, конечно, что все у вас напичкано электроникой, действуют сильнейшие электромагнитные поля и прочие технические штучки... словом, фокусы. Но нам-то от этого не легче! Нам смету на эксперименты не утверждают да еще смеются над нами... Вы, говорят, лучше Гардина пригласите, чем чепухой заниматься! Ужас... Стекольников суетливо расстегнул старенький портфель и, достав толстую папку, перевязанную бечевкой, положил на стол и прихлопнул ладонью. Здесь расчеты и результаты экспериментов. Пусть у нас миллиметры, но зато это научно обоснованный результат. Научный факт, если хотите...
– Ну а от меня что требуется?
– нетерпеливо спросил Гардин, порядком уставший от этого поклонника телекинеза.
– Уберите из программы трюки с передвижением предметов!
– с мольбой произнес Стекольников, комкая в руке платок.
– Ну... хотя бы на время, пока смету нам не утвердят...
– Вы с ума сошли!
– перебил Гардин.
– Убрать из программы самый лучший номер?
– Уберите эти ваши трюки, - нудно тянул Стекольников.
– Вы талантливый человек, еще что-нибудь придумаете... Другое.
– Нет.
– Гардин встал, давая понять, что разговор окончен.
– Но все же знают, что это только фокусы... Дайте возможность институту работать.
– Я никому не мешаю. И потом, мне кажется, что ваши эксперименты недостаточно продуманны...
– Пусть мы оперируем миллиметрами, но зато честно. У наших аспирантов нет ни компьютеров, ни электромагнитов под полом, ни технического образования!
– Стекольников вскочил со стула, безмолвно шевеля белыми губами, потом махнул рукой и выбежал из комнаты.
– Товарищ Стекольников! Федор Афанасьевич!
– Гардин выглянул в коридор.
– Постойте.
Ответом был громкий удар двери, ведущей в большое фойе.
– Рассеянный, как все ученые!
– усмехнулся артист и посмотрел на забытую Стекольниковым папку. Под его взглядом большая толстая папка медленно поползла по столу, потом поднялась в воздух и, хлопнув хвостиками бечевки, вылетела в открытую форточку.