Атын
Шрифт:
— А завтра что будем есть? А послезавтра? А потом что ты будешь есть?
— Мы завоюем! — у парня ориентиры отсутствовали напрочь.
— Голодный много не навоюешь. А скажи мне, зачем воюют?
— Как зачем? Чтобы добыть славу, коней, овец!
— Угу. Славу значит. Ну, хорошо, — издержки степного менталитета наверняка не выбить с первого раза, — а если у тебя тьма овец и три тьмы коней, что ты с ними будешь делать?
— Э… — пацан в ступоре. До такого он еще не додумывался. Но ничего, я разбужу его творческую мысль.
— Вот слушай, — я порылся в рюкзаке и достал оттуда значок "Победитель соцсоревнования", — я тебе дарю сильный амулет.
На нём не было
— Пока мы не станем сильные, нет смысла идти на войну, правда? — я додавливал Мичила, — а потом пойдём. Обязательно. Ты вырастешь и поднимешь бунчук своего рода!
Я не стал ему объяснять, что мне никакие войны не упали, а вот с поголовьем надо было что-то делать. Это всё из-за того, что я мягкий и добрый. Бабы специально мне подставились, как знали. Вместо того, чтобы быть жестким и беспощадным, я тут жопы дикарям подтираю. Что теперь. Раз подписался, так надо исполнять.
Я начал себя утешать, что я выехал, так сказать, отдохнуть на другую планету, маленькое такое сафари и секси-трэвэл. Дырка на Землю от меня никуда не уйдет, а тут вроде обнаружилась стабильность. Никто в морду кастетом не тычет, руки за спину не заворачивает. Мне теперь можно вообще ничего не делать. Сиди себе, смотри в синее небо, на седые травы и линию горизонта. Думай, "как дальше жить будем". Все люди опытные, сами знают, что надо делать. Иногда можно показать, кто в доме хозяин, но это больше самодурство.
Но весь кайф испортила, как водится, старуха. Притащила какие-то дощечки с рунами, типа тут написано, куда и когда надо перемещаться. Ничего в этом не понимаю. Малой выручил, говорит, пора сниматься и переезжать. Отец его, оказывается, готовил к жизни, всё рассказывал. Старшие-то братья уже знали всё, покойный старик, в принципе, делами не занимался. Настоящий степняк.
Ни дня мне покоя! Надо идти к какой-то Ыныыр Хая, Горе-седло. Даю команду, кочуем! Мои работнички зашевелились. Разбирают юрты, скатывают кошму, укладывают решетки. Женщины пакуют скарб. Часть вещей складывают в повозки, часть увязывают в седельные сумки. За день уложились и спали уже под открытым небом. С утра тронулись. Малой достал бунчук, надо, говорит, вывешивать, чтобы издалека было видно, что это не войско в набег идет, а мирный скотовод кочует. На бунчук надо тряпки своего цвета. Ещё проблема, атрибутика своего клана. Тоже ведь важная вещь. Достал свои потрёпанные семейники, такого жизнерадостного оранжевого цвета с зелёными цветуёчками. Вот и бунчук. Поехали. Ослы орут, овцы блеют, пыль столбом. Романтика. Мама, я – кочевник. С ума сойти. Мой прадедушка радовался бы несказанно. Собаку я положил в тележку, на кошму. Выздоравливает пёсик. "Ты потерпи", — я ему сказал, — "за одного битого двух небитых дают". Собака согласно вильнула хвостом.
Где-то за горизонтом, левее нас виднеется столб то ли дыма, то ли пыли. Мичил говорит:
— Будай ботор кочует.
— Ты видишь бунчук?
— Нет, они там, — машет рукой, — стояли, а теперь пора кочевать. Потом рядом с нами встанут, на север от Ыныыр Хая.
Я начинаю верить, что земля плоская и лежит на спине черепахи, которая, в свою очередь, стоит на трех слонах. Бурые пейзажи с пятнами неяркой зелени внезапно сменяются натюрмортами
Мои красавицы едут рядом со мной, в полном вооружении, при луках и колчанах, периодически вместе с Мичилом отъезжая в сторону, пострелять байбаков. Это детская забава, животные любопытны и подпускают охотников близко. К вечеру у нас всегда свежатинка на ужин. Вопрос "как жить дальше" отодвинулся на некоторое время, но его надо решать радикально. Кулуты понурые и невеселые. Не знаю, что они думают. Старуха в возочке сидит. Надулась, как мышь на крупу, хотя я её ни разу не ударил. Известная порода.
Пока девушки гоняли дичь по полям, заметили на севере клочок тряпки на палке. Зоркий сокол, Сандра, видит, похоже, и за горизонтом. Говорит, мне, что человек идёт. И что теперь? Идёт себе человек и идет. Может, по делам. Или просто так, к соседу, кумысу попить. Для бешеной собаки семь верст – не крюк. Мы, помню, на ГТТ за самогонкой и за сорок километров по тайге гоняли. Однако любопытные девахи помчались смотреть, кто там и что там. Обратно привезли какую-то оборванку, от новостей чуть не захлёбываются.
— Что? — спрашиваю.
— Это внучка Улахан Тойона Старшего Рода Белого Коня! — отвечает Алтаана.
— И что с того? Что вы вообще туда помчались? Может там засада была, для таких дурочек, как вы? Посадите её в кибитку, пусть отдыхает. Останавливаться не будем, — проявил я самодурство и волюнтаризм.
Так и поехали дальше. Внучки всякие ходят, от работы отвлекают.
Вечером, когда припарковались на ночёвку, внучка начала качать права.
— Почему вы сразу не остановились, когда меня увидели? — высказывает претензии красотка, а глаза её сияют неземным огнём.
Знакомые какие слова, а? Я такое где-то когда-то неоднократно слышал. И ни здассти тебе, ни до свидания.
— Меня зовут Магеллан, род Белого Ворона! Был ли добрым ваш путь, уважаемая? — надо сбить с неё спесь, правила вежливости никто не отменял. Но эта коза считала иначе.
— Меня зовут Сайнара, Старший Род Белого Коня. Я внучка Улахан Тойона! Ты должен дать мне коня, еды на два дня и воды! — она ничуть не смутилась.
Принцесска, значить. А ничё так. Стройная, высокая, глаза хоть и не сапфировые, но все равно красивые. С поволокой. Светло-карие глазёнки. Ишь, как смотрит. Не смотрит, а сверлит, наскрозь. И грудя чуть не вываливаются из остатков халата. А гонору-то, а гонору. Принцесски, они такие, да. Под глазом застарелый бланш, руки в царапинах, дорогущий халат порван и весь в кровище, от шаровар одни тряпочки остались, сапоги – в клочья, волосы сбились в сорочье гнездо, а всё туда же. Права качать. Чувствуется порода. Только не та, что нам надо.
— А ху-ху не хо-хо? Детка, ты кому тут приказы приказываешь?
— Я внучка Улахан Тойона Старшего Рода! Вы должны мне дать то, что мне нужно.
— А я тойон рода Белого Ворона. И ничего никому не должен. Доедем до Ыныыр Хая, там поговорим. Всё!
Я отвернулся и ушел. Овца, походу, растеряла все ориентиры, пока бродила по степи. Таких надо на цепочке возле юрты держать, во избежание. Если бы это чучело не давило авторитетом, то я бы её лично на руках донёс до дедушки. Но беспонтовые наезды надо давить в зародыше. В таком вот аксепте.