Аутодафе
Шрифт:
— Не верю! — заявил Тим. — Они такие набожные! За молитвой ничего вокруг не видят и не слышат.
— Могу поклясться: некоторые и сейчас меня узнают. Так что молиться на этом отгороженном пятачке мне теперь небезопасно. Зато тебя, моего светловолосого ирландского друга, примут с распростертыми объятиями.
Она что-то шепнула ему на ухо.
— Не надо! — отказался он с улыбкой. — Это будет святотатством.
— Вовсе нет, если только ты сам этого не допустишь.
— Но у меня и кипы на голове нет!
— Не волнуйся, любимый, стоит тебе бросить им пару слов на идише — и ты увидишь, как быстро у тебя появится нужное снаряжение.
Тим хмыкнул и почтительно двинулся в сторону толпы молящихся.
На него разом обратили внимание несколько молодых людей.
— Смотрите, смотрите! — наперебой заговорили они на идише. — Вот душа, жаждущая спасения!
Молодые люди дружелюбно устремились ему навстречу и обступили тесным кольцом.
— Вы говорите на идише? — спросил кто-то.
— Йо, а биссель [35] , — поскромничал Тимоти.
35
Немного (идиш).
Возбуждение незнакомцев усилилось, и они продолжали свой допрос.
— Умеете давен [36] ?
— Несколько молитв знаю.
— Идите сюда, мы вам поможем.
Как по волшебству, на голове у Тима оказалась кипа, и его радостно повели вперед, туда, где можно прикоснуться к священным камням.
Тимоти был очень тронут, и это не осталось незамеченным.
— Молись! — Кто-то сунул ему книгу. — Ты читаешь на иврите?
— Немного.
36
Молиться (идиш).
Другой стал листать псалтырь.
— Можно я сам выберу? — предложил Тим.
— Конечно! — с энтузиазмом одобрил их вожак. — Который?
— Последний, сто пятидесятый.
— Чудесно! — дружно обрадовались все.
Тимоти начал декламировать текст, который, как его учили, был «самой могучей в истории человечества симфонией хвалы Господу», песню, которая начинается и заканчивается призывом «Аллилуйя» («Хвалите Бога») и содержит его в каждом стихе.
Духовные вербовщики были под впечатлением.
— Почему бы тебе не пойти с нами и не познакомиться с нашим ребе? — приставали они.
Тим вдруг растерялся. Эти молодые люди, в отличие от не знающих радости фундаменталистов, как их описывала Дебора, горели искренней любовью к Господу.
Ему на ум пришел единственный логичный довод.
— Прошу меня извинить, — сказал он на идише. — У меня уже есть духовный наставник.
После этого он вернулся к дочери раввина, и они вместе прошли четырнадцать этапов Крестного пути.
Последние пять, в том числе Голгофа и Гроб Господень, находятся в пределах храма Гроба Господня, величественного сооружения, которое делят между собой шесть христианских церквей — греко-православная, римско-католическая, коптская, армянская, сирийская и абиссинская.
Тим безмолвно впитывал в себя атмосферу этого главного памятника Страстям Спасителя, и Дебора почувствовала, что в этот момент даже она для него перестала существовать.
Почти полчаса он провел в молчании, а когда наконец заговорил, слова давались ему с трудом.
— Куда ты теперь хочешь? — робко спросила она.
— Дебора, — дрогнувшим голосом предложил он, — можно мы немного пройдемся?
— Конечно.
— Хотя… Это ведь довольно далеко. Если хочешь, можем поехать на автобусе.
— Нет, нет, — заявила она. — Мы пойдем пешком туда, куда ты захочешь.
— Я хочу еще раз взглянуть на Вифлеем.
Она кивнула, взяла его за руку, и они тронулись в неблизкий путь.
День уже катился к вечеру, когда они, пропыленные и иссушенные солнцем, вошли в храм Рождества, воздвигнутый больше тысячи лет назад над тем местом, где был рожден Христос.
По узкому проходу они проследовали в католический храм Святой Екатерины, где Тимоти в заднем ряду преклонил колени и стал молиться. Дебора стояла рядом, не зная, что ей делать.
Вдруг он пробормотал:
— О Господи! — И отчаянно зашептал ей: — Встань на колени, Дебора, встань скорей!
Ей передался его ужас, и она мгновенно повиновалась.
— Нагни голову и молись!
Через несколько минут с первого ряда поднялись двое молившихся, вышли в проход, перекрестились и направились к выходу. На них были черные куртки и белые рубашки без ворота.
По мере их приближения Тим все больше убеждался, что его опасения не были напрасными, — это действительно оказались Джордж Каванаг и Патрик Грейди.
— Ты уверен, что они тебя не видели? — спросила Дебора чуть позднее, когда они стояли в тени остановки, дожидаясь автобуса на Иерусалим.
— Не знаю, — ответил он, не в силах скрыть охватившей его растерянности. — Может, и видели, просто ничего не сказали.
— Думаешь, доложат? — спросила она, целиком разделяя его опасения.
— Каванаг точно доложит, — с горечью констатировал он.
— Но как ты узнаешь…
— В том-то все и дело, — не дал он договорить, сокрушенно мотая головой. — Этого я никогда не узнаю.
Они сидели на невысокой каменной ограде на вершине Масличной горы. Оба молчали. Меньше чем через час он простится с Деборой, и она тронется в обратный путь в кибуц.
Эта страница его жизни будет перевернута.
Они смотрели на лежащую внизу долину и вырисовывавшийся за нею силуэт Старого города, кое-где расцвеченный бликами заходящего солнца.
Наконец Тим нарушил почти могильную тишину.
— Мы могли бы с тобой здесь жить, — тихо сказал он.
— Как, как?