Авалон
Шрифт:
— Это просто танец. Всю жизнь мы спутываем следы, убегая от очевидности, и танцуем со смертью. Единственная наша победа над ней — это то, что мы учимся плевать на нее с высокой колокольни и делаем то, чего нам хочется, и еще, то, что того, что было, у нас не отнять. Проживая мгновение, иногда чувствуешь всей шкурой, как оно высекает себя в вечности, будто резцом в камне. Остается навечно, со всеми своими красотами и жизнью, там, где оно заняло свое место. Там, где ему и положено. Вот как это, — добавил я. — Как этот солнечный осенний день.
— Знаешь что, — сказал я помолчав. — Нам стоит разделиться. Бросить к черту эту машину и исчезнуть. Получится, так получится, нет, так нет. Это уже не наша забота — беспокоиться о том, что от нас не зависит.
— Лучше играть, чем не играть? — улыбнулся Крейг.
— Конечно.
Крейг притормозил у обочины. Я открыл дверцу и вышел из бьюика.
— Проеду немного вперед, — сказал он, и выйду в другом месте.
Я кивнул.
— Что ж, прощай навек, — сказал я с улыбкой.
— Ах ты, сентиментальный старый ирландец, — усмехнулся Крейг. — Какое еще «прощай»? Нашу банду из прошлого не выкинешь, как слово из песни. Там она будет всегда. Забыл?
— Еще чего!
Я захлопнул дверцу и небрежно махнул рукой. Он махнул в ответ и покатил себе дальше. А я, подумав немного, закинул свой пиджак с верным браунингом в кармане за спину и, легкомысленно придерживая его пальцем за петельку, направился в обратную сторону.
Дорога была пустынной, автомобили попадались лишь изредка. Никаких сигналов я не подавал, и никто не останавливался. Услышав далеко позади приглушенный расстоянием взрыв, я остановился на мгновение и обернулся. Вдалеке к небу поднимался хобот черного дыма. Что ж, может быть, Крейг сделал это и сам, уничтожая автомобиль с энным количеством боеприпасов, после чего всякие следы искать было бы бесполезно. Я бы на его месте поступил точно так же. А если нет… ну, значит, нет…
Я шел по дороге без всякой цели, просто шел. Очень трудно расстроить планы, которых нет. Через какое-то время я начал бездумно насвистывать какую-то песенку без мотива, а может, это был марш, но без ритма. На дороге появилось красное блестящее пятно — аккуратный новенький форд, катящий мне навстречу. Веселенько он смотрелся. Когда он приблизился, я скользнул по нему одобрительным взглядом, и тут же услышал визг тормозов. Водитель, которого я сперва не разглядел из-за отражающегося в лобовом стекле солнце, высунулся в окно.
— Эй! — окликнул он изумленно.
Я поглядел на него с не меньшим изумлением.
— Вы живы?
Хозяин «Красного дракона» дернул черным усом в кривой усмешке.
— Я как-то очень удачно вышел из ресторана, прежде чем он взлетел на воздух. Да и вы что-то на покойника не походите.
— Это временно. На вашем месте, увидев меня на дороге, я бы лучше нажал на газ, а не на тормоз.
— Да ладно, что мне теперь терять-то? — Усатый беззаботно мотнул головой. — Садитесь лучше в машину. Я все равно не знаю, куда еду, просто решил свалить из города. Но если очень надо…
— Да нет, не особенно. Мне сейчас все равно.
— Так давайте, — он снова приглашающе мотнул головой.
— Ладно. Вы сами напросились.
Я открыл заднюю дверцу автомобиля и втиснулся в форд. Не то, чтобы он был таким уж тесным, но во время прогулки я как-то успел привыкнуть к простору. На переднем сиденье сидела красивая китаянка в пунцовом платье. Мы обменялись загадочными улыбками.
— Добрый день, леди, — сказал я.
— Ее зовут Тихий ветер, — сообщил усатый. — Моя жена. Она художница. — Он завел мотор, и мы двинулись по дороге, снова в ту сторону, откуда я только что шел.
— Вот как? А оформление «Красного дракона» уж не ее ли заслуга?
— Конечно.
— Примите мои комплименты, Тихий ветер.
Тихий ветер с достоинством кивнула, не разжимая чуть улыбающихся, не больше чем у сфинкса, четко очерченных пунцовых губ.
На небе вдруг появилось новое солнце — небольшой сияющий золотой диск черкнул синеву, скользнув вдоль дороги, слегка завис над тем местом, где еще слабо вился черный дымок, мелькнул странным зигзагом, и так же быстро унесся прочь.
— Разлетались, — сказал усатый.
— Не то слово.
— Я как-то слышал, — продолжил он, чуть погодя, что они заперты в галактике, так же, как мы на Земле. Интересно, это правда? Или так, слухи?
— Насколько мне известно, правда. На каждую рыбку есть рыбка покрупнее.
— И как у них дела? Пока тоже безуспешно?
— Абсолютно.
— Даже жаль, болезных.
— Ничего не поделаешь.
— Да уж, как говорится, се ля ви. А у вас какие планы?
— Не знаю. Наверное, начну все с начала.
Еще один сияющий диск пересек небо от края и до края, будто беззаботно танцуя, и снова пропал.
Я вытащил еще одну сигарету из портсигара Эдди и снова, прищурившись, поглядел на небо, уже понемногу тускнеющее, бледно голубое, или просто бледное?
Мы ехали своей дорогой.
И если сейчас вы читаете эту историю, хотел бы я знать, как она к вам попала. Написал ли я ее сам, когда начал все с начала, или меня давно уже прижали к стенке и потом извлекли все это из моих уже мертвых мозгов, быть может, разнесенных моим собственным выстрелом по всем подвернувшимся рядом стенам.
Кто знает, кто знает… Да и кто вы сами, если на то пошло?
Сыграй танец, оркестр.
18.02.04
АНАЛГЕЗИЯ
Боги! И чем же заняться человеку, когда он молод, богат и знатен — и абсолютно неспособен ощутить вкус к жизни? Все пресно, все, все прах и тлен, а может, и того хуже… Да нет, не хуже, тоска, она и есть тоска. Говорят, что есть еще и чувственные наслаждения, животные, доступные любому бедняку и негодяю. Что? Верно? Ну-ну-ну… и я когда-то так думал.