Аванпост
Шрифт:
– А скажи-ка, любезнейший, ты знаешь араба, который путешествует вместе с вами и потчует всех кофе?
– Абу эль-Кебира?
– Да-да. Абу эль-Кебира. Этого щуплого гимназистика с воспаленными глазами… Где он?
– Он умер вчера вечером… несчастный… Аи-аи, белый господин… нехорошо так ругаться…
Голубь повернулся к арабу спиной. С него довольно. Здесь спасует даже сыщик-виртуоз. Кончено. Все пути перекрыты. Часть людей исчезает, остальные умирают, как этот Абу эль-Кебир… Все умирают, только он один, для кого это так срочно и жизненно необходимо, не может умереть…
В дальнейшем оказалось, что его волнения были напрасными. Ат-Тарир предоставлял чрезвычайно благоприятные условия для всех, кто по какой-либо причине срочно желал умереть.
Пост располагался в нескольких сотнях метров от тропического леса, в голой пустыне, где уже с раннего утра температура поднималась до пятидесяти градусов. Даже для привычного к тропикам человека пребывание здесь оказывалось невыносимым. Но чтобы люди хлебнули еще и неведомого в пустыне горя, ровно на этом самом месте из ближайшего леса тянуло смрадом гниющих мангровых болот, плесневое дыхание чащи несло мучительные головные боли, разламывающий кости ревматизм и ядовитые испарения… Единственной положительной особенности пустынной жары – сухости, и той здесь не было. Густые пары леса катили на раскаленный форт свои влажные зловонные волны.
Голубь вернулся в гарнизон. На плацу почти никого не было. Он поднялся в комнату рядового состава. Легионеры спали, полумертвые от усталости. Поход всех основательно вымотал. Но где же, черт возьми, здешние солдаты?
Дежурный капрал чертил за столом какую-то таблицу, подчеркивая строчки с помощью карандаша и линейки.
– Скажите, пожалуйста, это правда, что здесь, кроме прибывшей роты, больше нет солдат?
– А я кто? Классная дама? Дурак!
– И сколько же тут человек, если не считать вас, господин унтер-офицер?
– За исключением тех, кто завтра умрет: я, майор, два унтера и девять рядовых, да еще я. Всего четырнадцать.
– Себя вы два раза посчитали. Или вы в двух экземплярах командуете?
Медлительный спокойный капрал поднял на Голубя глаза и незлобиво пробасил;
– Закрой рот!
Потом старательно выровнял линейку, провел черту и по слогам произнес то, что писал:
– Три чис-тых ши-не-ли. Точка.
Голубь растянулся на кровати. Значит, то, чему они не хотели верить в Мурзуке и считали байкой, выдуманной легионерами со страху, правда: из Ат-Тарира никто не возвращается. Сколько сюда уже посылали рот, а в живых осталось всего девять солдат. Лейтенанты и те все погибли…
…Капитан Гардон тоже размышлял над этой грустной статистикой. Он стоял перед майором. Делэй был изящным мужчиной, тонкокостным, хрупкого сложения, скорее лет шестидесяти, чем пятидесяти. Его отличали изысканные манеры. В деликатных делах всегда полагались на его мнение. Его приветливое маленькое личико светилось то лукавством, то иронией. Вот уже почти год он исполнял обязанности командира в этом ужасном месте, но лишь в последние недели почувствовал себя больным. Всегда веселое лицо его помрачнело, кожа приобрела желтоватый оттенок, и он расслабленно сидел в кресле, в пропахшей табаком ротной канцелярии. Перед ним стоял Гардон.
– А нельзя ли обеспечить для гарнизона более здоровые условия? – спросил капитан.
На усталом лице Делэя мелькнула лукавая усмешка.
– А как же… Я и сам думал об этом. Попросим у командования немножечко горного воздуха… – И, чтобы Гардон не обиделся на шутку, он тут же добавил: – Смиримся, мой друг, с тем, что на земле есть несколько точек, не оставляющих человеку шансов выжить. Окружающая среда не позволяет… У армии могут быть в этих местах определенные задачи, и тогда следует отбросить все второстепенные соображения. Здесь как раз такая ситуация…
Майор был слаб, да и вообще он не имел привычки много говорить. Обессиленный голос его затих, и, закрыв глаза, он откинулся на спинку кресла. Гардон нервно шагал взад-вперед.
– Я лишь тому удивляюсь, что люди здесь послушно мрут сотнями и никогда не случалось никаких мятежей.
– Бунт… здесь невозможен… На заднем дворе… форта… есть несгораемый шкаф с невероятно сложным Шифром… Восемь букв и восемь цифр… В шкафу водопроводный кран… Два раза в день… я сам открываю его… на час… Кроме меня, еще только один офицер знает… комбинацию… Если мой адъютант и я неожиданно умрем… тогда в двадцать четыре часа… гарнизон погибнет от жажды… и все заключенные тоже… Потому что в лес вода поступает отсюда… по отводной трубе.
– А где ваш адъютант? – испуганно спросил Гардон, и Делэй сразу понял, что имеет дело с трусом.
– Я последний офицер в форте, – ответил он. – Мой адъютант позавчера умер.
– Тогда скажите же мне его скорее… – вскричал Гардон, ужаснувшись от мысли, что больной старик может в любую минуту умереть и унести с собой в могилу тайну шифра.
– Поскольку теперь есть еще два офицера, а я в таком состоянии, что необходимо позаботиться и о помощнике командира, я скажу шифр одновременно вам и Финли.
Гардон нервно сглотнул. Скорей бы уж шел этот проклятый Финли! Ведь больной старик может с минуты на минуту умереть.
– Может, все-таки лучше скажете, господин майор…
– Зачем? Я еще протяну какое-то время… И потом… здесь не стоит бояться смерти. Она будет сто раз в день подстерегать вас в разных обличьях.
К огромному облегчению капитана, вошел Финли.
– Прошу вас, Финли, господин майор хочет сообщить нам шифр от сейфа…
– Да-да… – сказал Делэй и своими маленькими, сухонькими пальчиками неторопливо вынул из портсигара сигару. Аккуратно отломил кончик и закурил. Потом повернулся к Финли. – Финли… Финли… Вы не француз?
– Мой отец был англичанином, но родился я во Франции.
В этом до черноты загорелом офицере со строгим взглядом и резкими чертами лица была какая-то особая твердость. Ноздри его мелко подрагивали от сдерживаемого пыла.
– Прошу вас, Финли, – сказал Гардон, – господин майор хочет сообщить комбинацию шифра от крана с водой…
– Да-да… – отмахнулся майор. – Что касается здешней ситуации, то в Ат-Тарир посылают отбросы колониальной армии. Еще здесь есть каторжники… Количество арестантов неизвестно. С ними небезопасно вступать в связь. Хотя инженеров они кое-как терпят.