Аванпост
Шрифт:
– Вам ничего не стоит доказать, что вы не майор Ив… Если ваш рассказ правдив, старые часы не представляют для вас никакого интереса…
– К сожалению, я отдал их Маккару…
– Как?! – Женщина, побледнев, задрожала. – Но мне сказали, что Маккар… не придет…
– Чепуха. Он пришел. И унес золотые часы…
– Но кто говорит о золотых? Простые ручные часы в виде крокодильей головы…
– Ах, эти! Я от них с радостью избавлюсь, хотя они и не мои… Пожалуйста… Тысяча чертей!… – воскликнул Голубь. – Их
Часов на запястье не было…
Женщина расхохоталась.
– А я чуть было не поверила всей этой комедии…
– Клянусь вам…
– Не клянитесь!… И я тоже хороша… Еще сомневалась, кто вы… Не хотела верить, что вы притворяетесь… Ваша ложь сбила меня с толку…
– Прошу вас, поверьте…
– Полно!… Часы вы передадите туда, где их ждут, а виновата в том я, потому что спасла вас.
– От чего, позвольте спросить?
– Глупец! Если бы старый араб не облил вас водкой, вы были бы сейчас мертвы. Я, безумная, спасла вас!
Вон оно что, водка! Змея не смогла найти владельца рубашки, потому что все вокруг было пропитано резким запахом водки. Чтобы не уползать ни с чем, она укусила беднягу Крамарца. Так, значит, он обязан жизнью арабу, который варит кофе.
Точнее говоря, этой женщине… Нехорошо она поступила! Однако, что ни говори, со стороны покойницы это знак симпатии…
– Прошу вас, поверьте мне… – молил Голубь. – Я совсем не рад, что вы спасли мне жизнь, для меня это страшный удар, но я рад, что вы думали обо мне… и… чувствуете ко мне расположение. Я тоже очень много думал о вас.
Голубь взял женщину за руку. Обыкновенная теплая рука. У мертвецов это редкость. Но та с раздражением выдернула руку. – Не смейте до меня дотрагиваться!
Женщина оттолкнула его и побежала… Голубь за ней… Теперь не исчезнешь, как в пустыне!… О-ля-ля! За поворотом дорогу преграждает изгородь из мимозы.
Женщина неслась вперед… Добежала до изгороди, Голубь мчался за ней огромными скачками и уже почти настиг, когда из-за кустов его так огрели по голове, что он без сознания повалился на землю.
Г лава семнадцатая
Когда он пришел в себя, в голове шумело. Он не чувствовал боли, казалось только, что вместо головы у него бочка, из которой хотят вырваться десять тысяч пчел.
Светало…
Голубь ощупал затылок. Он слегка припух и болел от прикосновения…
Дьявол! Хорошо ему по черепушке съездили! Он пошел обратно в лагерь.
Так, значит, его спасло привидение. С помощью старика араба. Конечно! Араб слышал, что у него украли рубашку, он знал, что змея пропала, и, вероятно, догадывался о связи этих событий. Поэтому он быстренько облил его вонючей водкой. В этой пустыне чего только не случается!… Постоянно жизнью рискуешь!… Нет чтобы потерять ее… Не дай Бог…
Значит, привидению он понравился. Жаль только, что оно не верит ему… А он с радостью отдал бы ту барочную вещицу. Часы в виде крокодильей головы… К тому же с защелкивающейся крышкой, такие теперь только отставные пожарники носят, пришпилив их к груди на медной цепочке… Но вот ведь украли… Поди догадайся, кому они понадобились…
Та– ра-ра!… Та-ра-ра!…
Построение!
О– ля-ля! Надо скорей бежать к остальным, чтобы было алиби. Самое время прихлопнуть кого-нибудь из его ружья, как здесь повелось.
Но сегодня в виде исключения ничего подобного не произошло. Все разбежались по своим взводам, солдаты построились, заурчали моторы, заскрипели повозки, послышались ругань, свист нагаек, слова команды, и наконец колонна тронулась…
Троппауэр вернулся в строй. Как ни в чем не бывало. Пока они стояли в оазисе, он совершенно оправился от ранения. Поэт крикнул Голубю:
– Где тебя, дьявола, носило? Я тебя повсюду искал… Тебя Малец спрашивал. Хочет с тобой поговорить… Он в санитарной повозке, плохо ему, бедняге…
– Жалко, что меня не было… Несчастный парень, как только будет возможность, я к нему загляну…
Протяжный свист и где-то далеко-далеко резкий крнк: «Шагом марш!»
Днем, во время часового привала, Голубь отправился к повозке.
– Привет, парень… Как дела?! – поприветствовал он больного.
Малец лежал пожелтевший, исхудавший, кожа да кости, и, увидев Голубя, с живостью завертел головой, словно от нетерпения…
– Тебе нельзя говорить… – замахал на него руками Голубь. – Будем переписываться. Я принес карандаш и бумагу. Представь, что ты Троппауэр, и пиши, только чтобы я понял…
Больной кивнул, взял блокнот и написал: «Я убил Бретая, его жену и капитана Коро. Нас в доме было только двое: я и Лапорте. Прежде чем вызвать полицию, Лапорте заставил меня вместе с ним обыскать комнату. Из руки капитана выпала записка. Я ненавижу Лапорте. И записку сразу же уничтожил. Там были такие слова: „За нами следят. Если вы захотите узнать, сколько времени, переведите стрелки на солнце. В полночь будет точное время. Доктор Бретай“. Я знал, что уничтожаю важный документ. Лапорте научил меня, что сказать полиции». Голубь прочитал записку.
– Старик, я мало что понимаю из всей этой белиберды. Но твоего Лапорте с удовольствием прикончил бы, жаль, что его нет в легионе.
Больной в изумлении посмотрел на него. Когда Голубь сунул исписанный листок в карман, он опять взял блокнот и, волнуясь, написал:
«Лапорте служит в легионе вместе с нами под именем…»
– Garde a vous!
Голубь вскочил. Рядом стоял полковой врач.
– Вам что здесь, казино? Убирайтесь немедленно! Голубь выскользнул вон.