Аванс прошлому
Шрифт:
Сельское детство полно радостей и впечатлений, не знакомых мальчишкам городских кварталов. Просторы полей, физический труд, общение с мудрыми людьми, хранящими традиции предков, обряды, праздники, причастность к земле и ее дарам – все это душа впитала в ранние годы.
Воспитывала меня мама. Сестры были уже взрослые. Помню, мама утром бежит на работу, а после, босиком, в сбившемся платке, что-то делает по дому: или мажет, или белит, или делает чего-то в огороде.
Если в доме днем никого не оставалось, меня отправляли к дедушке Андрею и бабушке Марине. Мне удалось выяснить, что дедушка – потомственный терский казак, его дедушку привезли в только что образованную станицу Пришибскую, ныне город Майский Кабардино-Балкарской республики, в первой трети XIX века в десятилетнем возрасте, бабушка тоже из местных. То есть от них идут нынешние станичники.
Дедушка служил в Сунженско-Владикавказском казачьем полку Терского казачьего войска и в его составе воевал с Японией в 1904–1905 гг. И в первой Мировой войне на Турецком фронте.
Помню, как искрились у него глаза, когда он рассказывал о тех событиях. В нем ощущался казак, на первом месте у которого в торжестве дисциплина и верность присяге.
Вот стоит посреди просторной хаты или во дворе дедушка, в своей казачьей папахе, с седой бородой и усами. Губы морщит усмешка надо мной. Он рассказывает о своем житье-бытье и, конечно, о «старинушке». Обязательно вспомнит о службе в царской армии, о войне с Японией, о казачьих рейдах в азиатской Турции. И быстрое молчание, когда речь доходит до Гражданской воины.
– Вырастешь, сам поймешь и узнаешь, – говорил он, когда я назойливо пытался расспросить его про красных и белых.
Его рассказы – как повесть временных, выпавших ему на долю лет, где присутствовали расказачивание и раскулачивание, работа на колхозных полях и токах, метание стогов и другие заботы. Война, когда вокруг станицы был бой, в котором погибла масса молодых красноармейцев, и в станицу въехали танки и машины немцев. Как они жарили кур и свинину, забавлялись яичницей, а народ повыгоняли из домов, и станица переселилась в сараи и времянки.
– Жарко и страшно горит станица, освещая отступающие колонны немцев, а мы молили Бога, чтобы Он уберег наши дома, – рассказывал дед.
А я внимательно слушал эти повести долготерпения, смирения, непрерывных народных тягот, среди которых они сохранили доброту, лиризм, природную мудрость.
Я вспоминаю… Наша память удивительна. Иногда достаточно самого ничтожного повода, самой тонкой ниточки для мощного клубка воспоминаний. Клубок начинает стремительно разматываться, и уже ничто не в силах остановить его или помешать. И, может быть, самое дорогое, самое ценное, что в конечном итоге останется у человечества и у человека – это память. Память со всей ее болью, изменой, грузом несбывшихся надежд и неисполненных желаний.
Огромность земли, даль дороги, горы, тайга, степи, реки и мосты над ними – все они, пройденные мною, остались в моем сердце, потому что, как говорил мой дедушка, в преодолении каждой трудности – тысячи удовольствий. «Если бы в моей жизни не было всего этого, не так билось бы сердце», – подумал я, выводя эти строки, неубедительными были бы и мои слова.
И вновь вспоминаю его:
– Надо уметь терпеть, надо радоваться, надо уверенно шагать, покоряя горы, прокладывая дороги, – другого не дано. Дед всегда чтил разум и труд, все, что дарует людям мощь, доброту, надежду. Он чтил и далекие тихие горы, ветер и дождь, бурный Терек, несущий светло-желтые волны к Каспию, зеленые луга, словно это было предопределено ему от сотворения мира, который и я сейчас приветствую от всего сердца, как мой седобородый дед.
– То, что помнишь, не стареет, – любил говорить он, вспоминая о некогда Оболенском и Медвежьем лесе, о «Барабане» – высоком месте за станицей, о Черной речке, о бьющих там родниках и какая в них вкусная вода.
У каждого, несомненно, есть индивидуально неповторимое, но в то же время общее, что сближает идейные и эстетические принципы. «Если моим пером водит великая любовь к родной земле, – про себя подумал я, – память о родителях, предках, если кто-то, неведомый мне, читая слова мои, может хоть на миг ощутить то, что ощущаю я, увидит – хоть на миг – произрастание травы, струйку родника, полет звезды, падающий на землю снег, – значит, ладится мой труд».
Жизнь – это длинная река, в ней за каждым поворотом сюрприз за сюрпризом. Любое событие чему-то учит, пережив его, мы становимся старше, опытнее, умнее, что ли.
Моя юность пришлась на короткий период «оттепели», когда мощный идеологический прессинг немного ослаб. Вместе с модным рок-н-роллом и стильной одеждой, вместе с книгами запрещенных и оттого еще более привлекательных писателей мы стали избавляться от прививки коллективного сознания, которое, как известно, было выше собственнических интересов. Я усвоил, что величайшая ценность на этом свете – личность человека. А личность всегда в одиночестве, в меньшинстве и рассчитывать личность может только на собственные силы и больше ни на кого. Тем более что с каждым годом эта задача становилась все важнее. Обеспечить свое будущее надо было самому, потому что другой поддержки у меня не было.
После восьмого класса я принял решение пойти учиться в ПТУ. Учился на слесаря-монтажника в городе Грозном, участвовал в художественной самодеятельности – играл на кларнете в духовом оркестре.
Учился я два года. Первый год – теоретические занятия в классах и практические в мастерских училища, а второй год – два дня в неделю занятия в училище, а остальные дни работа на производстве. То есть с восьми часов утра я приступал к работе с бригадой, куда был включен. Это был невероятный опыт. Я непосредственно выполнял работы по специальности, как и все рабочие бригады. И эта работа пробуждала важное для меня чувство единения с другими людьми.
А работали мы на различных объектах нефтеперерабатывающего комплекса города Грозного. Или строили что-то новое, или ремонтировали.
Специальность я получил «слесарь-сборщик стальных конструкций». Дипломную работу защитил по устройству и эксплуатации газгольдеров [1] . И продолжал работать в том же строительном управлении, где проходил практику.
Но и после окончания училища я не остановился в стремлении самосовершенствования. Я занимался музыкой. И это увлечение найдет свое продолжение в дальнейшей жизни.
1
Газгольдер (англ. gas holder / gas – газ, holder – держатель).
В свободное время я продолжал играть на кларнете, а позже и на саксофоне в различных оркестрах города. Хорошую школу игры в духовом оркестре я получил у отставного военного дирижера В. Т. Тютяева, в руководимом им городском оркестре при парке культуры и отдыха «Трек» и в эстрадном оркестре при клубе МВД, которым руководил замечательный музыкант – трубач Владимир Иванович Медведев. Кроме рекомендаций по игре на инструменте они старались дать мне определенные необходимые теоретические знания, за что я им очень благодарен.