Авантюрист поневоле
Шрифт:
Он усмехнулся, глядя на вздрагивающие лица политиков, богачей и магов, которые обычно окружали себя славой и значимостью, словно это могла защитить их от истины.
— Правда в том, что вы — рабы своих титулов и званий. Вы — рабы собственных цепей, отравленные жаждой власти, гордостью, жадностью. Вы окружили себя зеркалами, чтобы видеть только собственное отражение и забыть, что мир полон того, чего вы никогда не поймёте. Вы ничтожества. Жалкие тщедушные люди.
Кто-то из гостей покраснел, а кто-то скрестил руки на груди, с вызовом смотря на
— Политики, купившие свои посты и развязывающие войны, богачи, возомнившие себя господами этого мира, маги, которые забыли, что сила дана не для утехи. Вы — лицемеры, которые живут за счёт других и думают, что вас чтят за это.
Артур посмотрел на них пронзительно, его голос теперь звучал холодно, отбрасывая последние намёки на вежливость.
— Вы сидите здесь, окружённые золотом и вином, и верите, что этот мир принадлежит вам, но это не так
Гости зашептались, несколько человек сдержанно усмехнулись, пытаясь скрыть смущение. Но Артур не остановился, поднимая голос, чтобы его слова услышали даже самые дальние ряды.
— Я оставлю вам на память эту правду. Потому что это, пожалуй, единственный подарок, который вы заслуживаете. Пусть это будет жгучий шрам, напоминание о том, кто вы есть. Может, когда вы вернётесь к своим зеркалам, вам удастся увидеть правду хотя бы на миг. А если нет — значит, вы так и останетесь красивыми пустыми оболочками, чей блеск не скроет того, что внутри нет ничего.
Артур выждал мгновение, пока его слова отозвались тревожным шепотом среди гостей, и продолжил с холодной уверенностью:
— Вы, должно быть, заметили, что этот пир — особенный. В каждый бокал, в каждое блюдо, что вы так наслаждённо потребляли, был добавлен редкий и сложный в изготовлении яд." Его голос, спокойный и ясный, прошёлся как удар по толпе. "Это не обычный яд. Его называют “Ядом Правды”. Отныне и до конца своих дней каждый из вас будет обречён говорить лишь правду.
Гости задрожали, начались беспокойные взгляды, где-то раздался нервный смех, но Артур не остановился.
— И сейчас мы проверим, как это работает, — добавил он, шагнув к группе побледневших лиц, выделяя одного из самых видных магнатов. — Так скажи же, друг мой, за какие преступления ты нажил своё состояние? Расскажи всем, сколько жизней ты разрушил.
Взлетая на волну правды, как под дьявольским наваждением, гости один за другим начали срывать маски, не в силах остановить поток своих слов. Их признания прорвались наружу — будто в этом дворе магия вывернула их души наизнанку, заставляя шептать, кричать, шепелявить все то, что они долгие годы скрывали.
Первым не выдержал тот самый магнат, на которого указал Артур. Его лицо побелело, но губы шевелились, словно им руководила незримая сила.
— Я… я подкупил судей, чтобы обвинение в убийстве с меня сняли. Пятерых свидетелей заставили молчать золотом, а седьмого — молчанием навеки… — Голос его дрожал, а глаза выпучились от ужаса перед собственными словами.
Рядом стояла дама
— Я отравила свою первую муженька ради его состояния. А потом прятала деньги от второго… Моему мужу. Я говорила, что люблю его, но он лишь очередная марионетка…
Следом — один из приближённых магов, чьи глаза смотрели в пустоту, но голос его раздавался в ночи как страшное признание:
— Я использовал свою магию, чтобы проклясть семью соперника, так что один за другим они сходили с ума. Это меня научил наставник, и я не остановился… всех их погубил.
Чуть поодаль какой-то известный чиновник сжался, но не смог удержать признание, которое сорвалось с его губ с пронзительным ужасом:
— Моя жена… она не знает, что я отправил нашего младшего в приют, сказав, что он погиб в лесу. Да, мне не нужен был второй наследник! Дома он бы только отнимал у старшего его долю.
Отчаянные крики и шёпоты становились все громче. Кто-то признался в измене с братом своего мужа, кто-то — в краже наследства у собственной семьи, кто-то — в сговоре с чужими врагами ради амбиций. В углу, почти падая на колени, мужчина в богатых одеяниях вдруг проговорил, его лицо стало бледным, как смерть:
— Я прятал яд в еду, которая убила мою сестру, ведь мне нужен был её титул. Она не догадывалась, что я мог так поступить… Я и её мужа отправил за границу, чтобы он не успел вернуться.
Слова лились рекой. Они оглядывались друг на друга, стараясь отойти, забыть, прервать, но слова словно вырывались сами, не прося разрешения. Гости вокруг начинали озираться друг на друга с ужасом, кто-то ослабленно прикрывал лицо руками, кто-то пытался покинуть двор, но ногами завладел страх.
Всё больше страшных, гнусных тайн выходило на поверхность.
— Я изменяла мужу с его лучшим другом, — призналась одна.
— Я подстроил убийство ради наследства, — признался другой.
И в этот момент, когда шквал правды достиг апогея, над особняком разорвалось сияние фейерверков. Яркие искры осветили встревоженные, почти звериные лица. Артур смотрел на это с нескрываемым удовольствием и наконец сделал последний, разрушительный жест. Он указал на горящий особняк, обернувшись к гостям с издевательским выражением.
— Противоядие, конечно, есть, — объявил он. — Записка с инструкцией спрятана где-то в доме. Ну что ж, вам остаётся найти её.
На фоне ярких огней и ослепляющего света началась настоящая суматоха. Люди бросились к особняку, ослеплённые фейерверками и отчаянно пытаясь отыскать спасение. Кто-то толкался, кто-то кричал, в общей суматохе в дом устремились все, отчаянно цепляясь за возможность освободиться от этого проклятия.
Артур, отступая в тени, наблюдал за хаосом с холодной усмешкой, будто оценивая своё произведение. И в этот момент, когда фейерверки гремели над головами, а толпа пыталась добраться до противоядия, он улыбнулся и сказал сам себе: