Авантюристка
Шрифт:
Но все это было совсем не легко. Только мы подошли к двери, раздался грохочущий и скрежещущий звук откуда-то сверху. И к нашим ногам упал огромный кусок гранита, земля сотряслась.
Ошеломленные, мы стояли с одной мыслью — коварство инков было нам не по зубам. Мы с Гарри побежали вперед и через секунду были в полном отчаянии — проход был полностью закрыт этим громадным куском скалы, это был непроходимый занавес, весящий несколько тонн, и нигде не было и просвета. Мы были заточены без всякой надежды на выход оттуда.
Мы
Потом Гарри тихо сказал:
— Все, это конец.
И Дезире повернулась ко мне и спокойно произнесла:
— Они за нами наблюдали. А мы, дураки, не знали.
— Невозможно! — воскликнул Гарри; но я согласился с Дезире. И хотя я не видел нигде никаких отверстий, я был уверен, что инки за нами следили.
Мы были в отчаянном положении. Инки знали каждое наше движение, мы были окружены камнем со всех сторон, и ко всему этому — десять тысяч разозленных животных готовы были разорвать нас на кусочки. На что можно было надеяться?
Потом мой взгляд, блуждая, остановился на груде в углу. Там лежало единственное наше преимущество — король инков собственной персоной. Но как мы могли использовать его?
Дезире проговорила в отчаянии:
— Нам конец.
Гарри подошел к ней и обнял.
— Я благодарю Бога за то, что ты с нами. — Потом он повернулся ко мне: — Я уверен, это все к лучшему, Пол. У нас все равно не было шансов; теперь можно в этом признаться. И лучше умереть здесь, всем вместе, чем как-то по-другому.
Я улыбнулся на его философские мысли, зная, откуда он их взял. Они не просто родились в его голове, их источником были руки Дезире. Но это было правдой.
Мы сидели молча. Обсуждать было нечего, объяснений и понимания было не нужно. Я думаю, что не отчаяние не давало нам заговорить, а то, что мы тупо осознавали тот факт, что, раз нет ни малейшей надежды, слова не нужны, больше того — они были бы издевательством.
В конце концов я подошел к нему и снял шкуру, накрывавшую этого Сына Солнца. Он уже пришел в себя; его маленькие глазки уперлись в меня с такой ненавистью, что я бы ужаснулся, если бы он не был таким беспомощным. Я повернулся к Гарри:
— Что мы будем с ним делать?
— О господи! Я совсем забыл! — воскликнул он. — Пол, может быть, мы могли бы сказать ему… — Он осекся, посмотрев на проход; потом добавил: — Нет, это невозможно.
— Я уверен, что возможно, — возразил я. — Если инки смогли опустить камень, они могут и поднять его. Как — известно одному богу; но это точно. Думаете, они дадут их драгоценному королю помереть с голоду?
— Так король может нас спасти!
— И как?
— Наши жизни за его. Мы не будем давать ему есть, и, если они за нами подсматривают, им придется пойти на переговоры.
— Ну, они пообещают, — согласился я. — Но сдержат ли они обещание?
— Ну, обещание есть обещание. И это наш единственный шанс.
— Нет, Гарри; им нельзя доверять. Как только мы выйдем отсюда, они кинутся на нас — огромной шоблой.
— У нас нет другого выхода, не так ли? — вмешалась Дезире.
— Нет. Мы можем принять самое худшее. И это худшее также самое лучшее для нас сейчас. Нам повезло, мы умираем сами по себе, в свое время. Но есть одна трудность. — Затем, как бы отвечая на их вопросительный взгляд, я веско добавил: — У нас нет оружия. Мы не можем дать себе умереть с голоду, значит, конец должен прийти раньше, чем это случится, ведь, как только они увидят, что мы ослабли, мы в их руках.
В глазах Дезире мелькнуло понимание и ужас, но она смело попыталась улыбнуться и вынула из своих волос что-то, что заблестело в свете урн. Это был тонкий клинок с ручкой, украшенной жемчугом и бриллиантами.
Я видел его много раз, это был подарок молодого человека, которого я видел в королевской карете в Мадриде, когда я впервые услышал фамилию Ле Мир.
— Это сгодится? — спокойно спросила она, давая его мне твердой рукой.
Отважная Ле Мир! Я взял кинжал и положил в карман, потом, смотря на Гарри, обменялся с ним кивком, мы поняли друг друга. И слов было не нужно.
— Но я должна сказать, что я трусиха, — сказала Дезире. — Когда наступает момент, я не могу выносить этого, ждать…
Я посмотрел на нее и просто сказал:
— Вы будете первой. — И она улыбнулась мне благодарной улыбкой, которая мне сказала, что Дезире выдержит последний момент. И, восхищаясь ее мужеством, я забыл, что мне предстояло.
Было облегчением принять худшее и обсудить все спокойно. Нет хуже мучения, чем ожидание, и наше подходило к концу. С сердца упал камень, и мы тихо и чистосердечно жалели друг друга на пороге смерти.
Наша смерть была нашим выбором, мы выбирали момент.
Все действия кажутся бесполезными, когда умирает надежда. Но есть вещи, которые надо сделать. И мы с Гарри должны были действовать. Мы затушили все урны, кроме одной, чтобы сберечь масло.
Воды, как мы обнаружили, у нас хватало на несколько дней, но приходилось экономить: мы собирались бороться за жизнь до последнего. Ответственность была на нас, и мы могли торопить то, что неизбежно.
Проходили часы.
Мы говорили очень мало; иногда Гарри с Дезире о чем-то тихо беседовали, я их не мог слышать. Я был занят своими мыслями. И я бы не сказал, что они были неприятными; смотря в лицо смерти, человек может сохранить свою философию, то, что является единственным его достоянием.