Авантюристка
Шрифт:
— Понятно, — ехидно улыбнулась я. — Ты решил стать рыцарем-крестоносцем, который стоит на защите интересов мировой экономики.
Но в душе я понимала, что Тор был прав: что-то надо было предпринимать, причём срочно. Банки занимались махинациями, практически не осталось ни одного порядочного или хотя бы компетентного директора. В моем собственном Бэнкс постоянно случались «ошибки» — от невольной некомпетентности до откровенных наглых хищений, и никто не бил тревогу, никто не пытался схватить преступников за руку. Даже тупое упрямство Киви в отношении службы безопасности было просто детской шалостью по сравнению со всем остальным.
— Объясни мне, — попросила я, — как наше маленькое пари может стать событием мирового значения?
— Хочешь верь, хочешь не верь, но именно оно станет таковым, — заверил он, попивая коньяк. — То, как я собираюсь вложить наши деньги, должно произвести определённый эффект. Позже я все объясню в деталях.
— Я готова терпеливо ждать, — сказала я заведомую не правду. Меня сжигало желание разгадать замысел Тора.
— Если бы мир больших денег развивался по своим исконным законам, которые правили им, к примеру, до эпохи воцарения Ротшильдов, он был бы совершенно иным. Изощрённым, возможно, даже жестоким, но не коррумпированным. Ротшильды, взяв в свои руки создание современных международных банковских отношений, радикальным образом повлияли на состояние финансовых сфер в наши дни. Они стабилизировали межгосударственный оборот валюты, то есть укрепили систему мировой экономики, в которой до той поры царили разобщение, враждующие между собой группировки…
— Такая ужасная история, — вдруг перебила его Лелия. — Они должны были делать свадьбу авек ля пропре фамий, чтобы держать все в руках. Этот старикашка… он был настоящий кафар!
— Таракан, — перевела я для Тора, который не меньше меня удивлялся этим её неожиданным взрывам. — Ротшильды вынуждены были заключать внутрисемейные Праки, чтобы не упускать из рук наследство, по крайней мере я так её поняла.
— Кель кошт, — пробурчала Лелия.
— Какая свинья, — пояснила я.
— Мама, хватит, — вмешалась Джорджиан. — Мы все поняли, и это было давно.
— Если не говорить правду, эти вещи пойдут как ронде Уштор, — словно впав в прострацию, продолжала Лелия. — Твой пап-а, он ворочается в твоей томбю… он был убит в своей… комм ди — он аме, моя таракая?
— В его душе, — продолжала переводить я. — Если мы не станем обсуждать эти вещи, история повторится. У твоего отца убили саму душу, и он не найдёт покоя в могиле, если…
— Я и так знаю, что она хочет сказать! — взорвалась Джорджиан. — Черт побери, как-никак это моя собственная мать!
— Наверное, я зря завёл об этом разговор… — начал было Тор, но Лелия снова его перебила.
— Вистерия, — сказала она.
— Простите? — Тор был совершенно сбит с толку.
— Вистерия, вот как это название, — повторила Лелия.
— Вистерия — это название цветка, который так нравится Лелии, — растолковала я Тору и добавила:
— В саду у Моне, в Живерни.
— Я понял, — сказал Тор.
— Наш давнишний разговор, — напомнила я.
— Совершенно верно, — подтвердил Тор.
— Я хотел бы кое-что тебе сказать, — сообщил Тор, когда вывел свою машину из подземного гаража под домом Лелии, и мы помчались по Парк-авеню.
— Боже правый, уже почти полночь! У меня самолёт завтра утром — ты не мог бы это отложить?
— Не бойся, это не займёт много времени, — заверив он меня. — Я хочу тебе сказать о моей новой покупке. Интересно, одобришь ли ты такой вид вложений.
— Если ты уже приобрёл что-то, какая разница, что я об этом подумаю? Надеюсь, это не тот род вложений, который можно увидеть только с диванных подушек?
— Ну что ты, — расхохотался он, — мне и в голову бы не пришло покушаться на твоё целомудрие. Поверь, это вложение требует многих сотен ярдов открытого пространства, чтобы быть должным образом представленным.
— Открытого пространства? Да ты шутишь — это ночью-то? Куда мы едем? Зачем ты повернул к мосту!
— Мы едем на Лонг-Айленд, куда в это время года не ступает нога цивилизованного человека. Но ведь, в конце-то концов, мы с тобою никогда не были цивилизованными до конца, правда? — Он взъерошил одной рукой мне волосы, а другой вывернул руль так, что машина стрелой взлетела на мост.
Когда я проснулась, мне показалось, что прошло много времени. Голова моя покоилась у Тора на коленях. Он ухитрился скинуть своё пальто и накрыть им меня и теперь задумчиво глядел в окно, лаская мои волосы.
Я уселась и попыталась что-нибудь разглядеть сквозь. покрывшиеся изморозью стекла. Взору открылась необъятная тёмная поверхность океана. По крайней мере я поначалу приняла это за океан. Но вскоре поняла, что это гладкий лёд то ли озера, то ли пруда. Вмёрзшие в него лодки рядами выстроились у причалов.
— И как только люди бросают здесь на зиму свои лодки? — удивилась я. — Разве они не испортятся среди льда и снега?
— Конечно, испортятся, если это обычные лодки, — согласился он. — Но перед тобой — волшебные, ледяные лодки. И та, с высокой красной мачтой, принадлежит мне.
— Ледяная лодка — так вот каково твоё вложение? — спросил я.
— Идём. Я покажу тебе её.
Мы вышли из машины в наших вечерних костюмах и зашагали по хрустевшему снегу. На открытом воздухе было гораздо холоднее, чем мне казалось, а усилившийся ветер вздымал облака снега с поверхности льда. Это придавало озеру загадочный, чудесный облик. Я сразу вспомнила сказку про Снежную королеву, которая неслась по небу в волшебной повозке и рассыпала по пути осколки льда, чтобы пронзить и заморозить сердца детей.
— Понимаешь, — возбуждённо продолжал Тор, помогая мне пробиться к причалу, преодолевая напор ветра, — эта лодка удивительно лёгкая, и у неё есть парус, чтобы использовать движущую силу ветра. Она установлена на двух полозьях…
— Как коньки, — сказала я.
Он отпер какой-то ящик на палубе лодки, извлёк из него внушительных размеров полотнище и принялся поднимать его на мачту.
— Принцип движения у моей лодки такой же, как и у обычной: её толкает ветер, надувая парус. А поскольку лодка движется по поверхности скользкого льда, которая почти не оказывает сопротивления, можно развить очень большую скорость даже при слабом ветре.