Авантюристы Просвещения: «Те, кто поправляет фортуну»

Строев Александр Федорович

После переворота, приведшего на трон Екатерину II, французский посол барон де Бретей доносил в Версаль: «Форма правления тяготит большую часть русских, беспременно все хотят освободиться от деспотизма, и я такого мнения, что если императрица потеряет сына, то ей, дабы удержаться, придется отдать власть нации; в частных и доверительных беседах с русскими я не забываю дать им почувствовать цену свободы и свободы республиканской — крайности по вкусу нации, ее грубому и жестокому духу; хотя будущее непроницаемо, я льщусь надеждой увидеть, как обширная и деспотическая Империя разлагается в Республику, управляемую группками сенаторов. Самым счастливым днем мой жизни будет тот, когда я стану свидетелем этой революции» [387] . Вернувшись на родину, посол развил эти идеи в «Мемуаре о России» (1763), доказывая, что «надо постараться сокрушить русскую нацию с помощью ее самой»: «Уже двадцать лет, как правительство неосторожно отпускает многих молодых людей учиться в Женеву. Они возвращаются с головой и сердцем, наполненными республиканскими принципами, и вовсе не приспособленными к противным им законам их страны» [388] .

387

Москва, 5 (16) декабря 1762 г. — ААЕ. СР. Russie. Vol. 72. Fol. 339v°; СбРИО. Т. 140. С. 127.

388

M'emoire sur la Russie, remis par M. le Baron de Breteuil `a son retour de P'etersbourg. 1 septembre 1763. — AAE. MD. Russie. Vol. 9. Fol. 367r°. 366v°.

Как

мы видим, у императрицы были основания подозревать скрытый умысел в благородных планах, тем более что тайная дипломатия частенько вербовала писателей и философов. Но в первую очередь Екатерина II стремилась защитить репутацию — свою и своей страны. Она предлагает просвещенной публике собственную версию того, почему европейские проекты проваливаются в России: виноваты не ученики, а учителя. Она старательно подбирает зрителей-очевидцев, в первую очередь известных иностранцев, и подсказывает, как относиться к происходящему, подобно тому как персонажи ее комедий прямо обращаются к зрительному залу. Императрица в комических тонах излагает историю в письмах, посылает копии третьим лицам, как, например, Фальконе. Она пишет комедии и рассказывает анекдоты о философах иностранным дипломатам, в частности послам Франции и Австрии графам де Сегюру и фон Кобенцлю. Тем самым она порождает новые тексты: мемуары и драматические пословицы своих «карманных посланников». Обнаружив удачную формулу или позаимствовав ее из полемики Вольтера и Руссо, Екатерина II многократно пускает ее в ход. Таков, в первую очередь, образ «человека на четвереньках». 30 августа 1755 г. Вольтер, прочитав «Рассуждение о начале и основании неравенства между людьми», пишет Руссо: «Я получил, милостивый государь, вашу новую книгу о роде человеческом […] когда читаешь ваше сочинение, берет охота ходить на четвереньках». Фернейский патриарх иронически изображает философа как человека, впавшего в детство, превратившегося в дикаря, в первобытное существо. Письмо Вольтера немедленно попадает в печать, красное словцо становится публичным и порождает пьесу. Шарль Палиссо в комедии «Философы» (1760) разоблачает энциклопедистов, в первую очередь Дидро, Гримма и Руссо, как шарлатанов и обманщиков. В кульминационной сцене Криспен, пародируя Руссо, ходит по подмосткам на четвереньках и жует лист латука:

Pour la philosophie un go^ut a qui tout c`ede M’a fait choisir expr`es l’'etat de quadrup`ede; Sur ses quatre piliers mon corps se soutient mieux, Et je vois moins de sots qui me blessent les yeux […] En nous civilisant, nous avons tout perdu, La sant'e, le bonheur et m^eme la vertu. Je me renferme done dans la vie animale; Vous voyez ma cuisine, elle est simple et frugale. [Il tire une laitue de sa poche] [389]

389

Palissol Ch.Les Philosophes // Th'e^atre du XVIIIe si`ecle. Paris: Gallimard (Biblioth`eque de la Pl'eiade). 1974. T. 2. P. 199.

Екатерина II переосмысливает расхожую формулу: недотепами оказываются иностранцы, не считающие русских за людей. В комедии «Передняя знатного боярина» (1772) на четвереньках разгуливают заморские просители: турок Дурфедгибасов, «пастух во дворянстве», едва ли не блеющий, как его овцы, и француз Оранбар (читай — Мерсье де ла Ривьер): «Я пришел сюда за тем: я бул в свой земля и думал тамо, что здесь все ходят едаки [он показывает, как ходят на четвереньках].Я добро человек, сердца хорошо, много знай, много читай; я и пошол сюда, дабы поднять всех вам на два нога, и для того сошинил l’'evidence, что лучше ходи на две ноги, а не как на четыре, так буди пригожа, лица видна: едак на четыре ходить шей вытянать, горло и борода болеть будит… Ето 'evidence, Messieurs, 'evidence!» [390] . Оранбар трусоват и скуп, он едва знает страну, но тем не менее дает советы по любому поводу, в том числе, как победить турок. Через два года императрица напишет Вольтеру, вернув остроту автору: «И г-н де ла Ривьер, который шесть лет назад полагал, что мы ходим на четвереньках и соблаговолил приехать с Мартиники, дабы поднять нас на задние лапы, также прибыл не вовремя» [391] . Шутливый образ блаженной страны дураков и блаженного философа соединяются воедино.

390

Передняя знатного боярина // Сочинения императрицы Екатерины II. Т. 1, СПб, 1901. С. 172.

391

2 (13) ноября 1774 г. — Best. D19188.

В комедиях, письмах и устных рассказах Екатерина II обвиняет чужеземных прожектеров в том, что они всё хотят переиначить. «Мой прожек хорошо и не трудно. Он немножно все что прежде делано испортит: и все так ново делать буделись», — уверяет Оранбар [392] . Государыня рассказывала графу де Сегюру, что Мерсье де ла Ривьер вбил себе в голову, что его призвали управлять страной и просвещенным разумом своим вывести страну из мрака варварства [393] . Она категорически отказалась использовать предложения Дидро, для осуществления которых, по ее словам, пришлось бы все перевернуть вверх дном. «Вы пишете на бумаге, которая все стерпит, — якобы сказала она философу по свидетельству графа де Сегюра, — я же, бедная императрица, имею дело с человеческой кожей» [394] . Иностранцы пишут историю России, не зная языка, как Сенак де Мейян, вообще не разбираются в особенностях страны. «Что до торговли с Японией, то по мне у него нет ни тени представлений о местных условиях», — отзывается императрица о проекте шевалье д’Огара [395] .

392

Передняя знатного боярина. С. 172.

393

S'egur L.-Ph. de.M'emoires, souvenirs et anecdotes, 'e d.F. Barri`ere. Paris: Firmin Didot, 1859. T. 1. P. 442.

394

S'egur L.-Ph. de.Op. cit. P. 444–445.

395

СбРИО. T. 23. C. 667.

В комедии Екатерины II «Имянины госпожи Ворчалкиной» (1772) банкрут Некопейков предлагает множество способов обогащения: «Я столько примыслил доставить России денег […], что всякий, кому они понадобятся, иметь будет только труд поднимать их с улицы, где они валяться

станут» [396] . В частности, он сочинил проекты об учреждении почты на голубях, об употреблении крысьих хвостов вместо веревок, об извозе зимою в степных местах на куропатках, где их много, а лошадей мало, а также о создании внешнеторговой компании, где все расходы относились бы на счет казны, которая поставит корабли, а доходы шли пайщикам. Похоже, что императрица вспомнила о проектах фон Редерна и о собственном горьком опыте создания в 1763 г. на паях Средиземноморской компании. Как утверждает Некопейков, «вы не можете мне поверить, как чист и волен тогда ум, когда пуст карман и кошелек» [397] . Граф фон Кобенцль перефразирует его слова, высмеивая Мерсье де ла Ривьера в драматической пословице «Маньяк Власти» (1789). «Мой господин превыше всех государей, — уверяет слуга Голодный, — ибо с момента рождения только и делает, что поучает их. У него ни пяди земли, но он знает, как увеличить стоимость чужих владений; порой у него нет ни гроша в кошельке, но он самый великий финансист на свете. Он в жизни не видал ни боевых кораблей, ни полков, но если соизволит встать во главе армий и флотилий какой-нибудь державы, то завоюет весь мир; одним словом, он универсальный гений, сосредоточивший в себе все знания, необходимые для управления империей» [398] . Создавая сатирические портреты философов, Екатерина II й граф фон Кобенцль, по-видимому, опять-таки следуют за Вольтером, который, полемизируя с данной Руссо оценкой России, издевался над «законодателями, которые повелевают вселенной на листе бумаги и со своего чердака отдают приказания королям», над «придворными и деревенскими сумасшедшими», которые «в мыслях управляют страной в две или три тысячи миль, а справиться с экономкой не могут» [399] . Подобно философам, Некопейков кончает плохо: его изгоняют, хотят сделать из него шута. Символично, что Дидро привез из России эту комедию, видимо, подаренную царицей, и подписал на титуле перевод названия: «La femme boudeuse ou La grondeuse». В 1775 г. он продал ее Королевской библиотеке вместе с другими русскими книгами, поставив крест на своих планах, связанных с Петербургом.

396

Имянины госпожи Ворчалкиной //Сочинения императрицы Екатерины II. Т. 1. C. 59.

397

Там же. С. 60.

398

Gros-Jeanou La R'egimanie, proverbe, par M. le comte de Cobentzel, ambassadeur de l’Empereur aupr`es de la cour de Saint-P'etersbourg (1789) // Сочинения императрицы Екатерины II. Т. 4. СПб: АН, 1901. С. 223–224.

399

Voltaire.Pierre le Grand et J.-J. Rousseau [1765] // Dictionnaire philosophique. — OEuvres complites de Voltair. Paris: Gamier fr`eres, 1879. P. 220.

Сама логика повествования подсказывала Екатерине II колоритные подробности. Так, гротескный рассказ о пребывании в Петербурге Мерсье де ла Ривьера, который якобы снял три соседних дома, дабы разместить там подчиненные ему министерства и департаменты, и даже повесил на дверях комнат соответствующие таблички, появился спустя тридцать лет в комедии Кобениля и мемуарах Сегюра. В. А. Бильбасов справедливо считает данный эпизод маловероятным; у дипломатов, видимо, был один общий источник — рассказ императрицы.

Но иностранные дипломаты, защищая репутацию императрицы, играют с ней злую шутку, упоминая о ее склонности к прожектерству и невольно показывая правоту философов. Граф де Сегюр утверждает в «Мемуарах», что Екатерину II привлекало множество скороспелых планов, которые она не могла реализовать, ибо хотела всего сразу: «создать третье сословие, привлечь иностранную торговлю, улучшить ведение сельского хозяйства, […], покорить Персию, продолжать постепенно завоевывать Турцию […] и распространить свое влияние на Европу» [400] . Ему вторит граф Людольф в «Письмах о Крыме» (1787): «В этой стране постоянно появляются новые планы; они могут быть лишь вредными, если они не выполняются с мудростью и если не представляют никакой действительной пользы; но я замечаю, что это самая обильная проектами в мире страна» [401] .

400

S'egur L.-Ph. de.Souvenirs et anecdotes sur le r`egne de Louis XVI. Paris: Fayard, 1909. P. 169.

401

PO. 1892, март. T. 2. C. 159–160.

Чтобы довести до абсурда идеи Мерсье де ла Ривьера, граф фон Кобенцль излагает целую программу шутовских реформ. Чтобы сделать людей счастливыми, господин Маньяк Власти предлагает установить полное равенство, уничтожить города, которые только умножают роскошь, предписать всем жителям единообразные парики, платье и питание, а главное — радикально уменьшить их число, дабы увеличить их долю от общих богатств. Если антиурбанистические идеи, которые появляются также в утопическом романе князя М. М. Щербатова «Путешествие в землю Офирскую», войдут в моду в следующие века, то уравнительные идеи восторжествуют в год выхода пьесы — 1789 [402] . В 1798 г. Томас Роберт Мальтус в «Опыте о принципах народонаселения» докажет, что прирост населения обгоняет рост производства, а потому должен быть ограничен.

402

М. М. Щербатов, напротив, предлагал регламентировать одежду и посуду в соответствии с чинами, доводя до логического предела принципы «Табели о рангах».

Как переделать мир. Авантюристы, фавориты и самозванцы

25 июля 1785 г. восьмилетний великий князь, будущий император Александр I, писал по-французски сочинение по истории Рима, заданное, вероятно, его наставником Фредериком Сезаром де Лагарпом. Он начал фразой: «Рим был основан 2537 лет тому назад Рому-лом, авантюристом, населившим его сбродом из всех соседних племен. Так возник народ, впоследствии столь славный» [403] . На вечный город ориентировалась Москва, считавшая себя третьим Римом, и Санкт-Петербург, город святого Петра [404] . Брату Александра, великому князю Константину, Екатерина II предназначала трон Константинополя, второго Рима. Новая христианская империя должна была быть создана на обломках Османской Порты. Детское сочинение будущего императора приобретает символический смысл: великое государство, образец для подражания как для России, так и для всего западного мира, было создано авантюристом.

403

Amsterdam, собрание П. А. Дидерихса, № 134 G3.

404

Лотман Ю. М., Успенский Б. А.Отзвуки концепции «Москва — третий Рим» в идеологии Петра Первого // Художественный язык Средневековья. М.: Наука, 1982. С. 236–249.