Авантюристы. Книга 3
Шрифт:
– Ружей хватает. В Арсенале московском шестьдесят тысяч новеньких штуцеров стоят. Однако Ростопчин – Генерал-губернатор зажал их. Сукин сын,– не удержался от комментария Сергей.
– Чего ж он так? Ведь вот он враг, у самых дверей?
– Боится губернатор оружие народу выдавать. Пугачевщина мерещится,– усмехнулся Михаил.
– Дурак, ей Богу дурачок. Пугачев. Да ежели прижмет, то народ и без ружей поднимется на бар, а уж красного петуха пустить и ружья без надобности,– Иван Савельевич нахмурился и, оглядев прислушивающихся к их разговору кадетов, продолжил: – Неужто Боунапартия боится меньше, чем народа собственного?
– Бонапарт придет, да уйдет восвояси по-любому, а народ потом попробуй опять в ярмо загнать, когда он при ружьях?– Михаил тоже оглядел внимательные лица ополченцев, даже про ложки и котелки забывших.– С Бонапартом договориться легче, чем вот с ними, после того, как они французам по шеям дав, людьми себя другого сорта почувствуют. Ну-ка попробуй после Шевардино зацепить кого-нибудь из них. Достоинство ведь теперь другое у всех. Право имеющими себя почувствовали. И кто потерпит из них к себе прежнее отношение, как к холопам и быдлу? Те, кто здесь на поле Семеновском лягут костьми в эти дни, тем они «ростопчины» готовы будут хоть памятники из золота поставить потом, а те, кто жив останется, те для них пострашнее Наполеона станут. Понятно или разжевать эту мысль помельче, чтобы усвоилась?
– Не нужно, Михаил Петрович, куда уж мельче?– вздохнул скорбно Иван Савельевич.
– Ну, вот и воюйте вилами, да косами. Мы, конечно, подсуетимся и этим «сермяжным» пики подгоним, знаю я где запасец есть у казачков атамана Платова. Мужикам, в самый раз оружие. Та же оглобля. А уж ей-то орудовать все мастера. Против конницы французской очень эффективное средство. Ну а от пушек и фузеи не спасут. Ты их, Савельевич, научи, как с этой пикой стоять в строю. Через часок доставим. Пятьсот говоришь человек?
– Да не больше, – кивнул Иван Савельевич.– Здесь-то вряд ли конно французы пройдут. Негде им тут развернуться. Лесисто для уланов,– предположил он.
– Савельич, именно тут и попрут. Поверь на слово, так что гоняй мужиков до седьмого пота, но чтобы это построение в шеренгах с копьем, до автоматизма усвоили,– посоветовал Михаил.
Иван Савельевич посмотрел Михаилу в глаза, слегка прищурившись и молча кивнул, принимая на веру его слова. Разговор их прервал подошедший, с озабоченным лицом Петр Павлович. Обняв вскочившего сына, спросил, пожимая руки Сергея и Ивана Савельевича:
– Насовсем, или попутно заскочили?
– Попутно.
– Ищите?
– Да.
– След есть?
– Есть.
– И куда теперь?
– В штаб Кутузова.
– Вот значит как. А у нас половинная убыль личного состава после вчерашней баталии.
– Завтра не было бы хуже,– посочувствовал Сергей.
– Да куда уж хуже? Если завтра будет столько же выбито, как вчера, то никого и не останется,– Петр Павлович присел на стул и постучал ложкой по березовой жердине: – Невестушка, накорми тестя, чем-нибудь. На корку хлеба даже согласен. Маковой росинки во рту с утра не было.
– Ох, вот ведь две дуры,– охнула Катюша.– Раскрыли рты, слушаем,– перед Петром Павловичем мгновенно появилась миска со щами и ломоть ржаного хлеба.
Загремели ложки по котелкам и мискам, разговор как-то сам собой увял, все понятно было и без слов. Ополченцы думали о завтрашнем дне, а командиры их каждый о своем.
Пики Михаил с Сергеем доставили, как и было обещано, через час и Иван Савельевич, разбив новоприбывшее подкрепление на десятки и сотни, принялся «гонять сиволапых», отведя их за рощицу и выбрав полянку пообширнее. Крестьяне, сбивались в кучи и, выставив копья, демонстрировали наблюдателям огромных, серых ежей.
– В шеренги. Плечо к плечу,– орал, срывая голос Иван Савельевич и его помощники из кадетов, растаскивали слипшихся в кучи ополченцев сермяжных. Пришлось ставить каждого в место обозначенное, сначала первую шеренгу, потом вторую, затем третью и так в глубину до десятой. При этом Иван Савельевич с простотой необыкновенной пояснял:
– Впереди стоящего убьют, значит, встаешь на его место. Копье древком в землю упри. Стой здесь. Задача конных остановить. Ну а коль прорвется кто, тогда руби топором, режь ножом,– топоры и ножи упоминал он не для красного словца. И то, и другое было доставлено вместе с копьями. Пришлось Михаилу правда М.Э. использовать для этого, но выставить крестьян с одними копьями он посчитал неразумно, тем более, что топор в руках мужицких инструмент вполне привычный и в рукопашной схватке, пожалуй, и сабле не уступит, особенно против конницы, когда она вламывается в пешие порядки. Копье тогда становится бесполезно, а вот нож и топор, которым с легкостью можно вспороть лошади брюхо, становятся средством весьма эффективным и обучать тут особенно никого и не нужно. Каждый получил пояс с ножнами, и мужики ахали, щупая кожаный ремень, и даже нюхали, удивляясь и радуясь, с непосредственностью подростков. Затягивали их, на своих зипунишках, и приноравливались к ножам и заткнутым наискось топорам.
Глава 5
Понаблюдав за попытками «отцов-командиров» превратить экстренно, неорганизованную толпу во что-то, хоть отдаленно напоминающее войско, Михаил с Сергеем распрощались и ускакали в направлении Горок, подбадриваемые сигналом, который опять появился на металлодетекторе. Сигнал был устойчив и когда они въехали в Горки, показывал удаленность от ларца чуть больше двух километров и расстояние это увеличивалось.
– Движется и, скорее всего, по Смоленской дороге в сторону Москвы,– предположил Михаил и парни, не задерживаясь в деревушке, свернули на Смоленскую дорогу. Предположение оказалось верно, так как расстояние начало уменьшаться. И если бы не интенсивное движение встречное, то догнать, теперь по пеленгу объект было бы делом нескольких минут. Но не сегодня и не в этот час.
Москва гнала в Армию все необходимое. Генерал-губернатор Ростопчин, чтобы о нем не говорили впоследствии, современники и потомки, в каких бы грехах его ни обвиняли, в одном обвинен не был и не будет. Все, что просил Командующий для нужд Армии, получал по распоряжениям Растопчина незамедлительно и в полном объеме.
Солнце, палившее нещадно, высушило землю и пылевое марево висело над дорогой, превращая лица возниц в серые маски. Громыхали колеса на колдобинах, стучали копыта тысяч крестьянских лошаденок, мобилизованных для нужд армии, переругивались и перекликались между собой люди и, все вместе это сливалось в поток звуков, тревожный и непрерывный. Пришлось прижаться к обочине и двигаться навстречу этому потоку, ведя лошадей в поводу. Верхом ехать было совершенно невозможно. Ветви деревьев, подступивших вплотную к дороге, заставляли пригибаться к самой луке седла и ехать, постоянно согнувшись удовольствие было, то еще. А вот объект неожиданно стал удаляться, похоже, нашел возможность обходного маневра или же перед ним иссякла встречная масса, но цифры на детекторе замельтешили, в сторону увеличения расстояния и Михаил озабоченно взглянув на Сергея, ускорил шаги. Через пару километров действительно обозы встречные поредели и это позволило снова сесть в седла и попробовать сократить расстояние, которое уже достигло максимума и сигнал периодически пропадая, колыхался на отметке в 5-ть тысяч метров. Промелькнули избы деревушки, которая отмечена была у Михаила, как Новое село, которое и было, может быть когда-то таковым, но сейчас покосившиеся, черные и крытые соломой избы названию этому не соответствовали. Церквушка, с облупленным куполом, мелькнула мимо и несколько дворняг облаяли их из-за перекошенных плетней. Население, судя по всему, оставило село и по нескольким кривым улицам его бродили сейчас несколько сотен явно проезжающих мимо обозников, остановившихся по своим надобностям. Однако в избы они не совались, поили лошадей из единственного деревенского колодца и что-то жевали сами, присев в тени своих телег. Избы с закрытыми ставнями и дверьми, нахлобучив крыши из почерневшей соломы, будто предчувствуя ожидающую их участь сгореть вскоре дотла, замерли в ожидании, покорные и беззащитные.
Навстречу им по дороге брела однорогая корова с годовалым теленком то ли потерявшаяся, то ли брошенная хозяевами, она свернула к деревне и, уткнувшись мордой в покосившиеся ворота крайней избы, замычала требовательно и протяжно. В ее сторону, тут же поспешили два крестьянина и погнали хворостинами к своим телегам, оживленно переговариваясь. Свежего молочка видать захотелось. Несколько в отдалении от деревушки стоял каменный дом управляющего или помещика с претензией называться усадьбой, он, конечно же, на дворец не тянул и даже на особняк, но по сравнению с курными перекошенными избенками, выглядел вполне прилично и крышу имел черепичную. У высокого крыльца, суетились военные. Артиллеристы. Видимо ночевали в этих хоромах и теперь собирались продолжить марш. На проезжающих мимо монахов внимания они не обратили, занятые упряжками. Ржал чем-то недовольный жеребец, зло всхрапывая. И рядовой артиллерист, рявкнув на него: – Тпр-р-ру, скотина, угомонись,– врезал ему по морде кулаком, придерживая за поводья. Жеребец фыркнул и попытался ухватить солдатика зубами за руку, но тот видать конюхом был опытным и так натянул удила, что тут же и усмирил взбунтовавшееся животное, захрипевшее и пустившее кровавую слюну,– Не балуй, шельма. Я те дам. Тпр-р-р,– рычал солдат, осаживая жеребца в упряжку.