Авантюристы. Книга 3
Шрифт:
– Что? Кто?– заорал он.
– Казну сперли, мсье капитан,– капрал вывалился из седла и на трясущихся ногах побежал следом за капитаном обратно к казначейским фургонам. А там уже суетился сам казначей Наполеона – барон Пейрюс. Выскочивший на крики и лично проводящий экстренную ревизию содержимого фургонов. Все пятнадцать оказались пусты. Кроме того опустели и три фуры с типографским оборудованием, краской и запасом бумаги, а также свежеотпечатанные ассигнации на сумму в 2-а миллиона рублей. Неизвестные злодеи решили не мелочиться, и подмели не только фургоны с монетами.
– Чертовщина!!! Караул!!! – Барон дрожащими руками пытался натянуть на себя мундир, но никак не мог попасть руками в рукава.– Что стоишь, как кретин?– заорал он писклявым голосом на денщика.– Помоги.
Из императорского шатра, вышел Наполеон, и недовольно сморщив нос, осведомился:
– Что орете, как египетские ослы? Что случилось?
– Ваше Величество, похищена казна,– доложил барон, трясущимися губами.
– Та-а-а-к! Поздравляю. В Смоленске у меня кто-то спер табакерку, и я сразу понял, что эта компания ничего кроме неприятностей не принесет. Жандармов сюда. Где этот Дюк – выкормыш Фуше. Вы уверены, барон, что золото было на месте накануне?
– Опечатывал лично, Ваше Величество. И печати целы,– Барон хватался за грудь и голову попеременно. Видимо сердце прыгало туда и обратно.
Сергей, наблюдающий за поднявшейся кутерьмой, неодобрительно заметил:
– Сундуки-то на фига увел? Пусть бы стояли себе. Теперь тут начнутся проверки типа «План Перехват». Менты имперские начнут цепляться, заколебаешся ксивы предъявлять.
– Нам все равно уезжать отсюда нужно,– Михаил беспечно отмахнулся от слишком ставшего рассудительным после женитьбы друга.– Ну, предъявим пару раз маршальскую бумажку. И чего нас вообще тормозить? Видно же невооруженным глазом, что пустые мы и впереди себя навьюченных лошадей с золотом не погоняем.
– Да тупые они, понимаешь! Во все времена! Демонстрировать рвение начнут сейчас. Сообщников выявлять. А мы с тобой тут самые подозрительные, не в мундирах потому что,– продолжал ворчать Сергей.
– Наваляем по рылам, ежели что. Делов-то,– опять отмахнулся от него Михаил.– В первый раз, что ли разносить все «в дребезги»?
– Сам же всегда возникаешь, когда так выходит,– Сергей даже Верку остановил, опешив от наглости приятеля.
– Потому что ты специально лезешь, без нужды. У тебя это «хобби» такое. А я об осознанной необходимости говорю,– возразил Михаил, пропуская, прижавшись к развороченному плетню, несущуюся мимо сотню жандармов.
– Ты, Миш, извини, я тебе одну умную вещь скажу, ты не обижайся только. Несешь херню полную. Где осознанная необходимость? Зачем ты вообще золото Бонапартово конфисковал?
– За Москву обидно стало. Ты знаешь, какой ущерб ей будет нанесен? В 320-ть миллионов рублей. По курсу 2003-го 42 миллиарда шестьсот шестьдесят шесть миллионов долларов. Это без процентов набежавших за двести лет.
– И ты решил убытки восполнить за счет казны императорской?
– Ну, «с паршивой овцы», как говориться,– Михаил пришпорил Лерку и поскакал в сторону Бородино. И не ошибся, их действительно проверили всего один раз, на выезде из расположения наполеоновских войск. Хмурый капитан, явно не выспавшийся, да еще с подвязанной платком щекой, молча прочитал бумагу подписанную маршалом, молча козырнул и повертел пальцем у виска, когда два монаха, как придурки повернули лошадей в сторону русских позиций.
А вот на въезде в Бородино впору было «навалять по рылам». Кроме Арьергада здесь болтались гусары какого-то пьяного и «отмороженного» по этой причине полковника. Всего сотня или полторы не более, они, очевидно, накануне хорошо гульнули и, перегаром несло от них так знатно, что даже Сергей морщился, когда проезжал мимо кучкующихся служивых, что-то, однако, бойко обсуждающих. Оказывается, обсуждали последовательность действий. Сначала опохмелиться, а потом отправиться в разведрейд, или сначала отправиться и уж по дороге совместить приятное, с полезным.
– Там у меня в подвале еще две бочки стоит отменного вина, братцы,– орал полковник-гусар, размахивая обнаженной саблей, будто собирался брать подвал собственный штурмом.
– Видать местный помещик бородинский,– предположил Михаил, обернувшись к Сергею и удивительно то, что был услышан этим помещиком.
– Да, батюшка, местный помещик Давыдов, имею честь им быть,– шутовски поклонился он монахам.– Кто такие?– вдруг насупился ни с того, ни с сего впадая в бдительность.– Лазутчики французские? Отвечать, когда вас полковник спрашивает.
– Денис Васильевич никак?– удивился Михаил, припомнив, что именно легендарному гусару-партизану принадлежала деревенька Бородино.
– Он самый,– подтвердил едва стоящий на ногах Давыдов.– Не припоминаю, чтобы был вам представлен, когда либо, кем-нибудь. Видать лишку все же вчера хватанули. Что там за дрянь была, корнет?
– Шампанское, мсье,– корнет совсем мальчишка, повис, ухватившись за седло своей лошади и ему явно было нехорошо, по молодости лет, после вчерашнего.
– Штраф, штраф. Какой я тебе мсье?– Давыдов лихо загнул на самом, что ни на есть русском, демонстрируя патриотизм самой высокой пробы.
Михаил, пожалев героя-партизана и мальчишку-корнета щелкнул пальцами, снижая в их крови содержание алкоголя и Давыдов, трезвея на глазах, уставился уже вполне твердым взглядом на него:
– Не припоминаю, батюшка монах. Напомните сирому, с кем имею честь?– Денис Васильевич, почесал свой знаменитый нос-картошкой, и добавил.– Будьте любезны.
– Денис Васильевич, не сетуйте на провалы в памяти. Вы нас не знаете. И представлены не были. Мы вас знаем, как поэта. А вам знать нас убогих и ни к чему вовсе,– поклонился Михаил Давыдову.
– Вы что же и стихи мои скудные изволили читать?– удивился Давыдов.– Где же?
– В списках Денис Васильевич. Ранние ваши пробы пера. Но вы еще напишите, мы надеемся, много талантливых строк.
– И что более всего вам понравилось, батюшка, из прочитанного? Пиит я слабосильный и за такового себя не считаю, посему и любопытствую. Кого же и чем потрясти мог мой слабый дар?
– Отчего же слабый? Есть, конечно, безделицы, по просьбе дам писаные в альбомы экспромтом, но вот басня ваша про «Голову и Ноги», весьма недурна. Эзоп нервно курит в сторонке от зависти,– сделал Михаил комплимент поэту-партизану.