Авантюристы
Шрифт:
— Вот оно, стало быть, злато-серебро, сударь. Эх, а Вы мне не верили! — Степан мотнул головой, застонал и снова заплакал.
— Черт меня побери! — пробормотал Сергей, рассматривая монеты.
— Да ведь это же и впрямь… золото! Нет, не может быть! Быть этого не может!
— Может, сударь, может. Нагрели нас с Вами, Сергей Валерьяныч, на все четыре корки! Вот кабы мы вчера крышку эту сковырнули, сейчас бы уже богатеями ходили!
— А ну-ка пойдем! — Сергей встрепенулся и решительно зашагал по направлению к саду.
— Стойте, сударь. Не так шибко! — простонал Степан, едва ковыляя за Нарышкиным. — Теперь спеши, не спеши — все без толку.
На месте все оказалось именно так, как рассказал пострадавший кладоискатель. Туман на поляне был, казалось, еще гуще. Вокруг висела плотная молочная кисея. От оранжереи поднимались испарения, и шел тяжелый смрад. Вокруг все было истоптано. Крышка люка действительно была откинута. Сергей высек огонь, затеплил желтый язычок фонаря и спустился по шаткой лестнице в подвал.
Глаза его не сразу привыкли к темноте. Погреб был достаточно глубок. Петр Кузьмич, видать, изрядно потрудился, чтобы устроить здесь потайной схрон. Сергей принюхался. Его обоняние, «оглушенное» ароматами навоза и подвальной сырости, не сразу уловило тот самый запах… Так и есть. Сомнений быть не могло. Как и тогда, на мельнице, здесь в подземелье витал сигарный дух. Нарышкин огляделся, подняв фонарь повыше. Вдоль стен подвала стояли массивные дубовые, обитые железом сундуки. Крышки их были сдвинуты, сбитые замки валялись подле. В самих сундуках было пусто, но все же, пошарив на дне одного из них, Сергей обнаружил несколько серебряных монет допетровской чеканки. В другом нашлась покрытая плесенью бархатная перевязь и небольшой медный кубок. Еще пару монет Нарышкин подобрал на грязном утоптанном полу. И все. Все!
Больше в разграбленном схроне ничего не было!
— Проклятье! Все выгребли! Обобрали до нитки!
Сергей постоял немного, плотно сжимая челюсти, чувствуя, как горит его лицо.
Сокровище было рядом, под самым носом!
«Болван! Болван! — корил себя Нарышкин. — Нужно было послушаться Степана и достать клад вчера. Черная карета, сигарный запах, смерть управляющего… Без сомнения, за кладом охотились с самого начала, только не знали где искать! А мы-то хороши, сами привели грабителей на место. Можно сказать, подали его на блюдечке. Но кто они? Кто эти люди? Мы это выясним! — пообещал себе Сергей. — Должны остаться следы…», — он метнулся к лестнице, но неожиданно споткнулся о какой-то твердый предмет.
— Это еще что такое? — Сергей подобрал находку и поднес ее к свету. В руках у него оказался небольшой ларец, покрытый затейливой резьбой.
— Нашли что? — морщась от боли, закряхтел Степан.
— Вот, — Сергей хмуро поставил ларец на край полуразрушенной стены оранжереи.
— Что там? — Степан вытянул шею. — Неужто, осталось что-либо? Должно быть, не заметили…
Нарышкин, не отвечая, ковырнул легко поддавшийся замочек. Под крышкой оказалась расшитая бисером рукавица. Сергей встряхнул находку. Сквозь прореху в траченной временем ткани в навоз посыпалась горстка крупных, как на подбор, жемчужин.
— Вот она, «рукавица жемчугу», — округляя глаза, вспомнил Степан кладовую запись. И горько покачал головой. — Эх, сударь, сударь… Осторожнее, не затопчите!
— Да, все сходится, — пробормотал Нарышкин. — Смотри-ка, жемчуг какой… великокняжеский, одно слово. Я, брат, и не видал никогда такого! Сколько же это на целковые выйдет?
— Выйдет-то оно, сударь, видать, не мало. Однако же, мы с Вами всю поклажу могли забрать. Ан — нет!
— Погоди ныть, Степа, может не все еще потеряно, — восхищенно перебирая жемчужины, ответил Нарышкин. — Клад на моей земле был. Значит он по закону мой. А грабителей сыщем, не могут они вот так незаметно улизнуть из наших краев. Кто-то видел, кто-то слышал, кто-то чего-то знает. Авось, нагоним воров! Давай-ка отнесем ларец в дом и хорошенько подумаем, что нам в первую голову делать…
— Что тут думать? Вам теперь только наплевать да растереть остается, а нам-то с Катенькой на ком обиду взять? Пропали мы теперь совсем, — обреченно произнес Степан.
— Полно. Пойдем, пойдем в дом. Хотя бы кровь умоешь да и платье переменить не мешало. Разит от тебя… да и от меня тоже, — усмехнувшись, заключил Сергей.
У крыльца их встретил хмурый, озабоченный Терентий. Увидев побитого Степана, всплеснул клешнями:
— Отцы небесные! Никак, Степан Афанасьич, тебе опять рыло нашкипидарили? Что за дела такие творятся?
— А ты чего не спишь? — недовольно буркнул Нарышкин. — Все ли в доме в порядке? Гости почивают?
— Нету никаких гостей, Сергей Валерианыч, — Терентий развел руками.
— То есть, как это — нету? Уехали? Когда?
— Сам не понимаю, сударь! Ввечеру были, а сейчас и след простыл. Да так тихо съехали, что я ничего не слыхал. Должно, ночью отчалили на своей коляске.
— А телега?
— Телега ихняя — вона стоит, около погреба распряженная. А лошадей нету.
— Как «нету»?
— Так и «нету», сударь, — Терентий опустил глаза. — Никаких лошадей! Ни ихних, ни наших.
Брови Нарышкина взлетели вверх.
Он бросился в дом, едва не сбив с ног бледную Катерину.
Комнаты гостей были пусты.
Прислуга храпела в людской, а разбуженная дворня, оторопело и сонно моргая, в голос заявила, что никто ничего не видал и не слыхал.
— Кричал быдто кто-то, — изо всех сил сдерживая зевоту, сказала Танюха.
— Корова ты стельная! — не выдержал Сергей.
— А я видал! — неожиданно заявил Митька Косой, выныривая из-за барина.
— Что ты видал, говори! — Сергей, нахмурившись, шагнул к нему.
— Все видал! — беззаботно продолжал показания Митька. — Видал, как ихний Ифстафий лошадев наших из конюшни выводил.
Митька, преданно моргая, смотрел в глаза хозяина, и весь вид его говорил, что он ожидает благодарности.
— Дык, я смотрю, зачем он энто… лошадок… а опосля думаю, знамо, их дело господское…
Сергей почти с умилением посмотрел на идиота. Этот человек был рожден для оплеух. Нарышкин глубоко вздохнул, сдержался и, больше ни о чем никого не спрашивая, вышел вон.