Авария
Шрифт:
— Это какой ансамбль? — спросил он.
— Группа, — сквозь жвачку поправила Валерка.
— Что за группа?
— «Ария».
На экране размалеванные во все цвета радуги, уже далеко не юные мужики с растрепанными волосьями скакали по сцене, визжали и дергались в конвульсиях, будто совершая непристойный акт с болтающимися на жквотах гитарами.
Николаев усмехнулся.
— Нравится?
— Угу! — утвердительно кивнула Валерка.
Между тем двое гитаристов подскочили друг к другу
Николаев начал раздражаться, засопел, ерзая на стуле, поглядывая на Валерку.
— Дебильство какое-то! — наконец не выдержал он. — Я не пойму — тебе это действительно нравится или придуриваешься?
— Мне нравится все, что не нравится вам, — спокойно ответила Валерка. — А что вас злит — так это я вообще, тащусь!
— Что за выражение! — сорвался Николаев.
— Ха-а! — Валерка аж подскочила от удовольствия. — Я тащусь!
— Валерия!
Дрянная девчонка, кривляясь и пританцовывая, направилась в свою комнату, громко распевая на мотив классического рока:
В детском саде малыши Накурились анаши — Тащимся! Тащимся! Тащимся! Тащимся!Николаев бросился за ней, но Валерка юркнула к себе и подперла дверь креслом.
Историчка с допотопным пучком седых волос на затылке рассказывала о наступлении Антанты, водя указкой по стрелкам на карте. Валерка сидела за последним столом, развалившись, вытянув ноги. Ее соседка Лена, милая курносая девчонка с высокой кружевной стойкой на блузке, внимательно слушала — она шла на золотую медаль и до дурноты, до головных болей и бессонницы боялась грядущих экзаменов.
— Слышь, Авария, — прошептал с соседнего ряда Киселев, грубоватый парень со сросшимися на переносице бровями и оттого вечно хмурым лицом. — Правда, «Проходной двор» в МАДИ выступает?
Валерка кивнула.
— Во сколько?
— В семь.
— Ты пойдешь?
— Если череп а из дома выпустят.
Историчка глянула на них, но сделать замечание не решилась.
— Валер, — чуть слышно прошептала Лена, не поворачивая головы, — она на тебя смотрит…
— Ну и что? — громко спросила Валерка.
Лена испуганно сжалась.
— Необыкновенно хочется мороженого, — сказал Кирилл, рослый сосед Киселева. — К чему бы это вдруг?
— К смерти, — откликнулся с другого ряда Пухлый.
— А правда, сейчас бы граммчиков двести…
— Полкило.
— Кто больше?
— Во сколько перерыв в стекляшке? — спросила Валерка.
— В час.
Валерка глянула на часы и встала.
— Вера Николаевна! — прервала она историчку. — Можно вопрос?
— Вопросы в конце урока, — торопливо сказала та.
— Нет, серьезный вопрос: вы одобряете политику партии?
— В каком смысле? — напряглась историчка.
— Ну вот вам нравится то, что происходит? Ну, гласность, правду в газетах пишут…
— Что значит — нравится, не нравится, — строго сказала историчка. — Это курс партии.
— Да нет, я не о том. Вот вам, лично вам, все это нравится?
— А я себя не отделяю от партии.
— Интересная постановка вопроса, — поднялся Кирилл, как всегда рисуясь, как бы нехотя, через силу роняя слова, дирижируя себе сложенными щепотью пальцами. — То есть: вы признаете, что не имеете собственного мнения на происходящие в стране события? То есть являетесь слепым исполнителем чужой воли?
— Хватит демагогию разводить! — прикрикнула историчка. — Нахватались вершков и беретесь судить…
— При чем тут демагогия? — возмутился Кирилл. — Я логически развиваю вашу мысль.
— Я помню, вы нас на «Малую землю» водили, в театр, — сказала Валерка. — В четвертом классе. И заставляли наизусть учить.
— А я до сих пор помню. Почитать? — радостно предложил Пухлый.
— «Гениальное, эпохальное, историческое произведение!» — подхватил Киселев.
— Тогда все учили, не только вы, — беспомощно сказала историчка.
— Дело не в этом, — сказал Кирилл. — Вчера вы говорили одно, завтра будете утверждать другое. Так почему мы сегодня должны вам верить?
— Вотум недоверия! Кто за?
Тут и там поднялись руки.
— Выйдите из класса! — велела историчка.
— За что? — изумилась Валерка. — Мы что, молча должны слушать?
— Это не метод ведения дискуссии! — сказал Кирилл.
— А я с вами тут не дискутирую! — сорвалась на крик историчка. — Я урок веду! А вы мне мешаете! Выйдите отсюда!
— Ну-у, — Кирилл картинно развел руками. — Тогда извините, — он с видом оскорбленной добродетели направился к двери.
Следом потянулись остальные. За столами осталось всего человек восемь. Историчка, нервно теребя отворот платья, смотрела на уходящих.
— Ну? — жалко крикнула она. — Кто еще? Идите, идите! Я никого не держу!
В коридоре Валерка деловито выгребла из кармана мелочь:
— Давай, у кого сколько?
Гробить второй вечер подряд Валерка не собиралась. Она долго ждала, не свалит ли отец на дежурство, но черепа плотно засели на кухне.
Она накрасилась в комнате — густые черные тени до висков и яркие пятна румян, натянула куртку и кожаные браслеты и, придерживая на шее цепь, подкралась к двери.