Аватар Х
Шрифт:
[5] Идти на складку — решиться на убийство (уголовный жаргон)
Глава 17
— На дело с нами сходишь — и все! — деловым тоном заявил разряженный «в пух и прах» уголовник.
Он, наверное, себе надумал, что наконец-то сумел перехватить у меня инициативу, угрожая расправой с родным мне человеком? И, как следствие, может меня нагибать безо всякой ответки, поставив в коленно-локтевую позицию? А вот только хрен ему на воротник! Но я решил покуда промолчать, уж очень было интересно, для чего я им такой весь из себя
— И все? — Я криво ухмыльнулся, приподняв одну бровь. — Свежо предание, да верится с трудом…
— Да ты за кого меня принимаешь, фраер? — неожиданно вскипел уголовный авторитет, рванув на груди свою накрахмаленную рубашку. — Да я, чтоб ты знал, в законе! И мое слово — закон! Сказал, отпущу твою стерлядь — так тому и быть! Мамой клянусь! — Ударив себя кулаком в грудь, выдохнул он и болезненно поморщился.
Ага, а головка-то до сих пор бо-бо! И вестись, как лопух, на эти клятвы я не собирался. Да и зачем мне клятвы от этих уже почти покойников?
— Понимаю, — вновь невозмутимо произнес я, — это удобно, когда слово твое — закон. Захотел — дал, а захотел — обратно взял. — Мне даже в башку лезть ему не надо было — все уже огромными буквами на лбу написано. Какой с урок спрос? Какие клятвы? Особенно данные какому-то левому лоху. Здесь мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Это, может быть, один ворон другому глаза не выклюет. Но это и не наш случай. — Давай уже — не тяни, каторжанин! Говори, чего хотел, а я уже подумаю. А чтобы совсем между нами все по взаимной любви получилось — сеструху мою сначала отпусти…
— Ты за кого меня держишь, балдох? За фраера ушастого? — притворно возмутился младший Шнифт. — Вот на дело сходим — после него сразу и отпущу. А дело, стало быть, такое: скок[1] мы задумали знатный…
— Сестру сейчас увидеть могу? — перебил я законника. — Откуда мне знать, что она живая еще?
— Живая она, — процедил сквозь зубы щеголь.
— Слова-слова, одни слова, — пропел я на мотив песенки «Как провожают пароходы», исполненной Эдуардом Хилем.
«А ведь этому самому Хилю сейчас не больше десяти лет», — подумал я. Хотя, эту песенку он пел уже взрослым мужиком. Мое раздробленное надвое сознание опять начало свои выкрутасы.
— Падлой буду — живая! — Вот тут Глазьев вполне искренне ответил. — Век воли не видать!
Да я и без него знал, что с Аленкой все в порядке, но вида не подал, стараясь даже не думать об этом. Какой бы там Магической Защитой мои мысли не прикрывались, не дай Бог, пролезет ко мне в голову этот урод.
— Ладно, верю… — нехотя ответил я. — Ширеньхай[2] покуда.
— Вот гляжу я на тебя, фраерок, и удивляюсь, — влез в разговор Глазьев-Старший, — весь конкретный из себя балдох с железками, а блатную музыку[3] словно академик[4] со стажем наяриваешь. Непонятки на твой счет имеются, паря: наблатыкаться где успел?
— А с какой целью интересуешься, папаша? — Бросил я ему в ответ, стараясь прикинуть, откуда я действительно так по фене жарю.
Эта музыка блатная сама из меня выскакивала, безо всяких на то усилий, как будто я действительно не один год на нарах куковал. А через мгновение пришло понимание, что да, пришлось на северах побывать. С кайлом и лопатой, с пилой и топориком, да под приглядом вооруженных вертухаев[5] лагеря и пересылки потоптать.
Да как так-то? — вполне резонно всколыхнулась во мне искреннее недопонимание. Ведь не мог я… Никак не мог! Сначала школа, потом универ, а после фронт, ранение и почти год полной несознанки! Хотя ничего этого я, естественно, не помнил. Знал только со слов Аленки. А вот вкус лагерной баланды, стылые сквозняки в тюремном бараке, злобный лай собак… Я прочувствовал это всеми фибрами души! Да что же это за наказание такое?!
Однако, не ко времени сейчас раскисать! Сначала — дело, а сопли потом! А то ишь, раскис, как баба! Подумаешь, шиза время от времени накрывает! А ведь до этого натуральным овощем был и под себя ходил! А тебе, сука, вообще повезло! Так что не ной, а радуйся, что пользу реальную Родине принести можешь! А с кавардаком в башке как-нибудь сам, на досуге, справишься!
— А есть у меня подозрение, мил человечек, — ответил старший Шнифт, — что ты, сучонок — стукачок, хоть и Одаренный! И все вот это, — он неопределенно покрутил руками, — ты со своими дружками из МУРа придумал, чтобы нашу малину накрыть…
— Совсем сдурел, папаша? — Я искренне рассмеялся. — Или совсем мозги пропил? Это же вы, твари, мою сестру похитили! Мне бы ваши рожи уголовные ни в жисть бы не видать! Зря ты на меня наехал, папаша… — От моей руки, лежащей на краешке стола, начала распространяться Морозная Волна. Сначала покрылся инеем пустой тазик из-под холодца, затем стаканы, ложки-вилки, початая бутылка водки
— Тю-тю, паря, не кипятись! — Неожиданно встал между мной и паханом младший Глазьев. — Завязывай Деда Мороза выпускать! Успеешь еще… А ты, братишка, в натуре рамсы попутал? Мы же сами его на правилку позвали! Какой он стукачок? Если только рыпнется — его цыпе амба[6]!
— Будет как шелковый стелиться, чтобы мы его любимой сестренке, что-будь важное не отмахнули… — Неожиданно подал голос, доселе молчавший Валерик-Холерик. — Голову, например? Правда, пахан, как той сучке на…
— Пасть закрой, бесогон[7]! — нервно рявкнул Глазьев младший, и злобно зыркнул на Холеру из-под нахмуренных бровей.
Я «увидел», как от него в сторону Холеры выстрелило дымчатое щупальце его Ментального Дара, и резко ввинтилось в голову шестерки. Валерик глухо вскрикнул, обхватил ладонями голову, медленно сползая со стула на пол.
— Отпусти, Шнифт! — скрутившись на полу в позе эмбриона, заныл уголовник. — Больно, сука! А-а-а! — судорожно забился он головой о ножку стола. — Прости дурака, пахан! Прости! — Холеру затрясло мелкой дрожью, словно в припадке, а из его рта пошла пена.
— Хватит с него! — Громко хлопнул по столу старший. — Пригодится еще шепёрка[8]. Какое бы говно не было — так свое же!
— Хочешь сказать, братишка, что свое не воняет? — хохотнул младший Глазьев.
— Воняет, и еще как! — ответил ему пахан. — Но эту вонь можно всегда в нужную сторону направить, чтобы собственные царги не марать! Пусть его… Вожжи свои Мозголомные отпусти!