Аватар Х
Шрифт:
— Живи, пес! — Маг, не вставая со стула, пнул валяющегося на полу отморозка.
— Так где по фене ботать наловчился, балдох? — Вновь вернулся к предыдущей теме пахан.
— Там же, где и про Сеньку-Дуба узнал — в Абакане! — Неожиданно выдал я, хотя сам уже заготовил совершенно другую историю.
— Гонишь, баклан! — Не поверил мне Глазьев-Старший. — По какой статье чалился? Кто в Абакане Хозяин? Кого из сидельцев, кроме Аверьяна, знаешь?
— А я и не говорил, что чалился, — тут же отбрил я уголовника. — Меня туда командование практиковаться в Силе направляло. Я ж в разведку к немцам
— Чё, серьезно в Абакане был? — Это уже младший удивился.
— Хозяин этого жуткого места — хам Атойгах, — игнорируя вопрос Шнифта-Младшего, продолжил я. — Тот еще отморозок — не лучше своих поднадзорных! Слащавый, до приторности — типа интеллигент, а на деле — зверь лютый! Особенно его Духи-Тесь.
— Точно! Тварь еще та! — Сжав кулаки, скрипнул зубами пахан уголовников. Видимо воспоминания о тюрьме для Одаренных, были не самыми радужными в его жизни. — Как только досуха меня его Духи не выдоили?
— Странно, что вышел, — произнес я. — Думал, что оттуда не возвращаются…
— Повезло, — буркнул Глазьев, но вдаваться в подробности не стал.
— Ну, из самых известных на тот момент сидельцев, кроме Сеньки-Дуба, довелось с князем Головиным встречаться, — это уже я сам добавил, вспомнив слова Райнгольда, что его ученик тоже где-то в застенках Абакана сгинул. — Знал такого, папаша?
— Знал, — неохотно кивнул Шнифт-Старший.
О, как?! А земля, оказывается, круглая!
— Они с Аверьяшкой тогда на ножах были, — добавил я, получив из неизвестного источника «пакет» новой информации.
— Все-то ты знаешь, фраерок! — проскрипел пахан. — Видал я те разборки…
— Ну, и какие еще ко мне предъявы? — Я обвел тяжелым взглядом сначала пахана, а затем и всю собравшуюся бандитскую кодлу.
И если братья Глазьевы пытались ершиться и хорохорится, то вот их подельники сидели молча и тихо, засунув языки в задницы. Видимо, никому из них не хотелось бодаться с Осененным, уже успевшим отправить на тот свет пятерых утырков из их веселой гоп-компании.
— Значит, нет ко мне вопросов? — еще раз переспросил я. — Тогда вернемся к нашим баранам, — повторил я услышанную от старика Райнгольда фразу.
— Чё? Кто тут баран? — вскинулся было младший Глазьев, но был остановлен повелительным жестом старшего братишки:
— Не кипишуй, братка! Это он о делах наших скорбных так…
— А! Барно[9]! — Успокоился Мозголом. — Тогда разверни ухи, балдох! На днях местным красноперым из ЧК груз особый должен прийти… — произнес Шнифт-Младший. — Так вот мы порешали честным обчеством груз тот жмокнуть[10].
— Лять! — выругался я, когда до меня дошло, кого хотят ограбить каторжники. — Вы вообще в себе, ребятки? НКВД на гоп-стоп взять? Ты, Шнифт, лучше сам об стенку убейся! Все легче будет, чем на заведомо беспонтовое дело подписываться!
— Да ты не кипишуй, сапог! Не кипишуй! У нас все на мази! Груз, хоть и ценный, и цириков[11] будет до хера, но… — И Шнифт-Младший показательно ткнул пальцев в потолок. — Сенек в своре мусорской будет всего трое! Да таких, которых я на раз в узел завяжу…
— Ладно-ладно! Пальцы топырить каждый может, пока до дела не дошло, — заткнул я рот Глазьеву. — Что за ценный груз? И на кой я вам сдался, если ты всех цириков одной левой сделаешь?
— А-а-а! — Погрозил мне пальцем младший. — Проникся, фраер!
— Да срать я на вас на всех хотел! — уже не стесняясь в выражениях, ответил я. — Мне Аленка нужна живой и невредимой!
— Вот! Потому как деваться тебе некуда, сапог, с нами пойдешь!
— Если хоть один волосок с её головы упадет — пожалеешь, урка! — еще раз предупредил я уголовника. — И вы все тоже пожалеете, что сразу не сдохли! — Я вновь обвел тяжелым взглядом собравшихся на малине уголовников.
Никто из присутствующих в избе бандитов мне и слова не сказал, но несколько уголовников, из тех, кто не пострадал в первый раз, вновь взяли меня на мушку, вооружившись пистолетами. Ну, не придурки ли? Еще раз по ним волной холода пройтись что ли?
— Слышь, ты бы гонорок свой поумерил! — Сморщился, словно как от зубной боли младшенький Глазьев. — Я же те сказал: сделаешь дело, получишь назад свою сучку! В целости и сохранности! И хватит уже эту бадягу[12] в очередной раз по кругу гонять!
— Груз, — произнес уже старший из братьев, видимо задолбавшись слушать наши разборки, — заполненные Силой Кристаллы-Накопители! Мне знающий человечек шепнул, что тайный склад Черного Ордена где-то на нашей территории нашли и распотрошили. Ты же Осененный, балдох? Силовик-Сенька! Такой же, как и мы с братцем. А значит, понимать должен, каково Сеньки без Сил обходиться! А слухи уже давно бродят, что, дескать, скоро вся Сила на земле кончится! Как до Повторного обретения[13] было… Все Сеньки поголовно простецами станут… А ломанем этот груз — Силой себя на долгий срок обеспечим! А если все мазево пройдет — и тебе долю выделим!
— Делишь шкуру неубитого медведя, папаша? — Ядовито усмехнулся я. — В НКВД, чай, не идиоты…
— Да ты не кипишуй, чепушила! Идти на шальную[14] никто не собирается! — Продолжали уговаривать меня братцы, особенно младший. — Все прокубатурили[15]! Косяков не будет!
— Так я-то вам зачем? — Наконец-то я добрался еще до одного интересующего меня момента. — И шарашили бы себе, раз у вас и без меня все на мази.
— Есть одна непонятка, фраерок, к которой мы и подступиться не знали как, — доверительно сообщил пахан. — И если бы ты вовремя не подвернулся… Покажи ему, братка!
Глазьев младший выложил на стол передо мной пистолет, расколотый на несколько частей. Я тут же признал в этих осколках тот самый пистолет, которым был вооружен один из грабителей, уничтоженный мною в будке башмачника путем «Магической глубокой заморозки». Вместе с разбитым на ледяшки телом уголовника, разлетелся на куски даже металл.
— Вот поэтому ты нам и нужен, Дед Мороз! — довольно заключил Глазьев-Младший.
— Накопители притащат в Москву в специальном медведе, защищенном такими Конструктами, к которым и не подступишься! — продолжил старый пахан. — Человечек, что на эту тему нас навел, сказал, что от самого Дома Кюри! Ни один шнифер-медвежатник не вскроет! Да и нету средь нас таких умельцев — после семнадцатого года всех мастеров такого уровня за границу резко смыло, — посетовал Глазьев-Старший.