Авдотья и Пифагор
Шрифт:
Вот и знакомый звонок: обычная круглая кнопка на коричневом косяке.
Мама открыла дверь, и снова захотелось плакать — у нее было такое усталое лицо и такие испуганные родные глаза.
– Ты что, доченька? — Она обнимала Дуняшу двумя руками, а ее лицо было на уровне дочкиных плеч — девушка была еще и на каблуках. — Что случилось?
– Ничего не случилось, — всхлипывая, попыталась успокоить маму.
В итоге ревели обе, только теперь сидя на стареньком диване и по-прежнему обнявшись.
Дуняша
Умылась, подкрасилась. Плакать больше не хотелось.
– Так что же случилось, доченька? — как-то безнадежно переспросила мама.
– Честное слово, ничего, — поспешила ответить Дуняша, физически ощущая давящую мамину тревогу.
– А почему же плачешь?
– По тебе соскучилась. А еще я мужа не люблю, — неожиданно вырвалось у нее.
– А он тебя любит, — тихо сказала мама.
– Он меня любит, — согласилась Дуняша.
Помолчали.
– Я своего как любила, — сказала мама. — А ты и лица его не видела. Я бы за Марата как за каменную стену держалась бы. От любой бури.
– Это точно, — не стала спорить дочка. — От любой бури. А если бурь нету? Так и просадить жизнь под ненужной стеной?
– Жизнь без бурь не бывает, — у мамы имелась своя нерушимая логика. — Это сейчас нет. А потом будет.
– Но я его совсем не люблю, — пожаловалась Дуняша.
– И не уважаешь?
Дочь задумалась:
– За что-то уважаю, за что-то — нет. А еще я его боюсь. И Станислава Маратовича тоже.
– Но ведь они тебя ни с того ни с сего не обидят.
– Ни с того ни с сего — нет, — согласилась Дуняша, — если выполнять их правила.
– Ну так выполняй, — попросила мама. — Не любишь его — привыкнешь. А ребенка точно полюбишь. Не сможешь не полюбить. Бог даст, будет двое, трое. Не до романтики будет. Как я с тобой мыкалась…
Разговор явно шел по кругу.
К тому же кончалось любезно отведенное свекровью время.
– Мамуль, ты на ноги жаловалась. Я тебе дам телефон, ты договоришься о приеме и подъедешь.
– Это куда ты ездишь? — снова испугалась мама.
– О деньгах не думай, — сразу сказала Дуняша.
– Я не могу о них не думать, — сказала мама. — Я когда первые твои анализы забирала, уже страшно было, сколько там чихнуть стоит. Сплошной мрамор и золото.
– Зато лечат хорошо, — закончила дочка. — Так что договаривайся — и вперед. А хочешь, я договорюсь, потом скажу, когда и в какой кабинет приехать. Там только опаздывать нельзя.
– Нет, дочка, — вздохнула мама. — Я лучше в нашу районную пойду. Там мне спокойнее.
– Ну что ж ты у меня такая? — рассердилась Дуняша, и в этот момент зазвонил телефон.
Она подскочила к старенькому аппарату, стоявшему на подоконнике, и сняла трубку.
– Алло!
– Господи, Дунька! — раздалось в трескучей мембране. — Господи, как здорово! Вот ведь повезло!
– Пиф, привет! Когда вернешься? Что нового?
– Много нового. — Голос у Пифа был радостный. — Скоро вернусь и выкраду тебя!
– Прямо так и выкрадешь? — Слушать Пифа было нестерпимо приятно. Нестерпимо — потому что точно разговор не будет длинным и потому что жизнь от этого разговора точно не изменится.
– Так и выкраду. Ты уж потерпи чуть-чуть.
– А потом куда денемся? Успеем добежать до канадской границы?
– Нам канадская без надобности. — Пиф, конечно, помнил рассказ О’Генри, но не готов был отвлечься от основной темы. — У меня другие идеи. Главное, чтобы ты решилась.
Они поговорили ни о чем еще минуту, и Дуняша первой положила трубку — время поджимало. Но вместо того, чтобы бежать вниз, к поджидавшему в «Гелендвагене» Никандрычу, устало опустилась на диван.
Мама стояла рядом и молча смотрела на дочь.
– О-хо-хо! — по-старушечьи вздохнула Дуняша.
Конечно, она была безумно рада звонку Пифа. На него и надеялась, когда сюда ехала. Но любит ли она его по-настоящему? Может, это просто из-за многолетней дружбы и нелюбви к Марату? Не зря же они, еще до второго появления Марата, так и не переступили черту? И где они будут с Пифом жить? Даже если благополучно исчезнут с бешеных глаз нынешнего мужа. В какой-нибудь такой же пятиэтажке? Только не в Москве, а где-нибудь за Уралом, подальше от барской семьи.
Нет, не хочется ей в холопки. Но хочется — с Пифом. Вот ведь дилемма…
– Я поехала, мамуль, — наконец сказала она.
– Давай, доченька.
У двери еще раз обнялись.
– Только не делай глупостей, ладно? — осторожно попросила мама.
– Постараюсь, — честно пообещала Дуняша.
Теперь оставалось лишь понять, что в ее положении будет большей глупостью — остаться с Маратом или, подвергая Пифа, единственного друга, серьезной опасности, пуститься в какую-то придуманную им авантюру…
5
На следующее утро проснулись рано.
Ни Александр Федорович, ни Ольга Николаевна, по трезвому рассуждению, не питали особых надежд на чудодейственного знахаря. Но поскольку более надеяться было вообще не на что, трезвые рассуждения как-то временно отменились, и визит к Николасу волновал до дрожи.
Пиф, как почти профессиональный медик, и вовсе на чудеса не рассчитывал, однако считал трудную поездку в далекую страну оправданной. Во-первых, если есть хоть одна сотая процента — в их ситуации уместно хвататься и за нее. Во-вторых, Ольге Николаевне было куда легче присутствовать при угасании мужа, зная, что она делает для него все возможное и невозможное.