Август 91-го. Был ли заговор?
Шрифт:
Точно так же обстояло дело и с ценностями советской федерации. Никаких сомнений, никаких намеков на возможность ее изменения, полнейший ригоризм по отношению к тем, кто думает иначе. Слов было в избытке. Но вот когда пришла пора защищать Союз, сами основы его существования, то решительных действий (не слов, а именно действий) Председателя Верховного Совета, а затем президента СССР оказалось до смешного мало.
Нельзя не вспомнить, скажем, как на Первом съезде народных депутатов СССР представители Латвии и Литвы Горбунов и Ландсбергис потребовали реанимировать Союзный договор 1922 года с явной целью доказать, что их республики этот договор не подписывали,
Но наступление праворадикальных, националистических и сепаратистских сил продолжалось. Появилась концепция так называемой «дефедерализации», под которой явно проступало стремление разгромить союзный центр. Вовсю стала рекламироваться идея «абсолютного суверенитета», хотя никогда и нигде такого суверенитета в исторической практике не было. Суверенитет всегда ограничен международными и иными обязательствами государства. Но и здесь со стороны союзного президента не последовало ни серьезной теоретической отповеди, ни, самое главное, практических шагов по пресечению сепаратизма. И это далеко не случайно. Каждая острая постановка подобных вопросов на Политбюро натыкалась на бурные уверения Яковлева, Шеварднадзе, Медведева и других деятелей из ближайшего окружения генсека, что никакой угрозы для Союза сепаратистские поползновения не представляют. И Горбачев почти всегда сдавался.
В то же время пружина «суверенизации» раскручивалась все быстрее. Главным катализатором этого разрушительного процесса стала принятая в июне 1990 года Декларация о суверенитете Российской Федерации, закрепившая приоритет республиканских законов над законами Союза ССР и открывшая тем самым легальную возможность борьбы с союзным центром для других республик. Мои многочисленные переговоры по этому поводу с Горбачевым, как правило, ни к чему не приводили. Ответ обычно был один: надо искать компромисс, предупреждать об ответственности, принимать пустые, никем не выполнявшиеся постановления.
Когда началась подготовка нового Союзного договора, помню, каких усилий стоило отстоять в проекте именно федеративные начала существования Союза ССР — единство обороны, транспортной, энергетической, кредитно-финансовой системы, союзную собственность и гражданство, верховенство союзных законов. Ссылаясь на уклончивые, расплывчатые формулы президентских заявлений, представители ряда республик изо всех сил старались сломать каркас нашей федерации, превратить ее в конгломерат независимых государств.
Как уже говорилось выше, после того как на референдуме 17 марта 1991 года большинство взрослого населения страны высказалось за сохранение Советского Союза, у президента появилась твердая опора для решительных действий, тем более что праворадикальная оппозиция и сепаратисты не сложили оружия. Они делали все, чтобы дискредитировать итоги референдума. Настоящим бедствием стали война законов, разрушение хозяйственных связей, кровавые столкновения на межнациональной почве.
Однако президент снова колеблется, маневрируя между союзным парламентом, своими советниками и республиканскими лидерами, проявляя,
И вновь Горбачев идет на уступки. Но теперь, чувствуя, что у союзных представительных органов поддержки не получить, он начинает действовать единолично, в обход парламента и вопреки его воле. В апреле 1991 года на политической сцене появляется так называемое Ново-Огаревское совещание глав республик, которое берет на себя подготовку, а на самом деле полную ревизию выработанного под эгидой парламента и вытекающего из результатов всенародного референдума проекта Союзного договора. И недаром бывший президент в своих нынешних выступлениях старается вовсе не упоминать о референдуме. Его решение было напрочь перечеркнуто ново-огаревскими деятелями.
Вместо Союзного государства — федерации союзных республик ново-огаревский или, как называет его экс-президент, «горбачевский» проект договора предусматривал превращение нашего государства в союз государств. Думаю, что нет смысла особо доказывать, что «Союзное государство» и «Союз государств» — вещи совершенно разные. В первом случае речь идет о единой федерации, во втором — об аморфной конфедерации. По сути же дела это был проект ликвидации Союза ССР, отказа от советского строя и социалистического характера нашего государства, измена той Конституции, которую Горбачев клялся неуклонно соблюдать.
Правда, и здесь экс-президенту очень хочется доказать, что он был не один, что в Ново-Огаревском совещании участвовали Председатель Верховного Совета СССР и Председатель Совета Национальностей. Молчит Горбачев только о том, какую позицию отстаивали в Ново-Огареве представители союзного парламента. Молчит не случайно. Ведь достаточно заглянуть в протоколы совещания, чтобы убедиться, какую тяжелую многодневную борьбу пришлось тогда вести за сохранение советской федерации. Ни Ельцин, ни Кравчук, ни Акаев и слышать не хотели о результатах референдума. Раздавались предложения вообще не употреблять в договоре слова «федерация», ввести одноканальную (только через республики) систему поступления налогов, ликвидировать союзное гражданство и союзную собственность.
Дошло до того, что представителям Верховного Совета СССР пришлось записать на тексте договора свое особое мнение о том, что изменение союзного государственного устройства находится в противоречии с волей народа и Конституцией. Кстати, после этого к подписанию документов представители Верховного Совета СССР больше не допускались. Их мнение, а точнее — позиция союзного парламента, полностью игнорировалось. Проект договора, который появился в результате этих политических манипуляций, по мнению независимых экспертов, прямым путем вел к уничтожению СССР. И Горбачев об этом прекрасно знал.
Я уже упоминал о том, что в течение нескольких часов перед заключительным заседанием Ново-Огарев-ского совещания мы вместе с заместителем председателя Комитета конституционного надзора СССР профессором Б. Лазаревым доказывали союзному президенту, что большинство статей проекта договора находятся в вопиющем противоречии с Конституцией и результатами референдума, что формула «Союз суверенных государств» означает полное разрушение той государственной системы, которая почти семь десятилетий строилась советскими народами. Горбачев вроде бы соглашался с нашими доводами.