Август

Кнут Гамсун

— Так-так, а чем же они тогда кормятся?

— А кормят их ровно три вещи, ни больше и ни меньше, — отвечает Ездра. — Это зерно в поле, это рыба в море и это звери да птицы в лесу. Три вещи. Я долго об этом думал.

— А некоторых людей всё же кормят деньги...

— Нет, — ответил Ездра, — ни одну-единственную душу.

Молчание. Август:

— А что ж такое ты собираешься ткать, Осия? Я смотрю, у тебя кругом мотки пряжи лежат.

— Да ничего особенного, просто ткань для белья.

— Неужто у тебя есть время, чтобы ткать?

— Иногда выкраиваю, но в основном этим занимаются девочки.

— Но ведь в лавке у твоей сестры довольно и белья, и тканей.

— Это всё не про нас, там вещи тонкие и непрочные, и в них слишком много

бумаги.

— Когда б все рассуждали как ты, Поулине бы ничего не продала и деньжонок не поднакопила.

Ездра, по обыкновению, сидел, погружённый в раздумья, не иначе как размышлял о чём-то своём и не обращал внимания на разговор, потому что вдруг покачал головой и повторил:

— Нет и нет, такой куче чужих людей здесь жить не с чего, пахотной земли не хватит.

Август, не скрывая раздражения:

— Всё-то ты знаешь! Но покуда Господь посылает нам сельдь, тебе незачем тревожиться насчёт пахотной земли и пищи для полленцев. А ещё я тебе скажу, дорогой мой Ездра, что ты из тех, которые всё ходят, бормочут себе под нос и работают из последних сил по старинке, а сам ты ничего не видишь и живёшь как сыч, и во всём Поллене не сыщется человека, который был бы на твоей стороне.

— Я делаю что могу, — ответил Ездра, — и до сих пор дела у нас шли не под гору, а в гору. — Он улыбнулся. — У нас как новая корова, так и новый ребёнок, значит, в конце концов коров станет ещё больше, потому что Осия горазда рожать.

Осия не поддержала шутку; вздохнув, она сказала:

— Да, но мы живём в одиночестве, и соседи нас не любят.

— Наплевать, — утешил её Ездра.

— Они думают, будто нам помогает нечистая сила.

— Раз так, пусть и дальше себе думают. На кой нам их помощь? Мы оба, ты да я, работаем не покладая рук, у нас есть усадьба, из года в год мы ведём хозяйство, мы никому ничего не должны, каждый год осваиваем новую делянку, а это не так уж и мало. Старшие дети уже выросли, младшие подрастают. Вот старший скоро вернётся из Тронхейма, будет нам помогать. Когда-то в Поллене жил человек, которого звали Мартинус, ты, Август, верно, его помнишь. Так вот он учил меня быть довольным тем, что есть.

Словом, всё это был пустой разговор. И ни слова о торговле и процветании Поллена. Август не вытерпел и опять спросил:

— Короче, как я понял, ты не желаешь продать участок Оттесену?

— Не желаю, — ответствовал Ездра.

— Он тебе знаешь сколько денег отвалит!

Осия перебила его:

— Не надо вам больше про это говорить, ничего не получится, кроме неприятностей.

Август, настойчиво:

— Я просто хотел сказать, что ему дадут за это очень много денег.

— Верю, — ответил Ездра, — но, чтоб заплатить налоги, мне и без того хватает, а что касается остального, то моя семья не из тех, кто охоч до новомодных товаров.

— Бог знает, что ты несёшь! — взорвался Август. — Время, и новые моды, и прогресс — всё это не имеет к тебе ни малейшего отношения! Может, ты не пожелаешь покупать и рыбную муку, которую мы будем делать на фабрике?

— Отчего ж, может, и пожелаю, если это окажется лучше и дешевле, чем удобрять землю селёдкой. Вот как я делаю сейчас.

Август завершает разговор мрачным высказыванием насчёт странного образа мыслей и вообще ограниченности некоторых людей.

Просто стыд и позор, что такой хозяин невода, как Оттесен, не может купить участок под строительство. Для Августа эта мысль просто невыносима, и он решает уступить Оттесену кусок собственной луговины. Есть у него такой участок, но он собирался использовать его для одной затеи, очень важной и полезной для Поллена, он его вспахал и разборонил, чтобы посадить...

— А что посадить-то? — спрашивает Ездра.

— А теперь на этой луговине поставят дом, — завершает свою речь Август.

И вот какая странность: ведь до сих пор Август почти никогда и ни в чём не испытывал сомнений. Но вдруг в Поллене и впрямь окажется слишком много народу? Он пораздумал об этом, и настроение у него резко испортилось,

глупое упрямство Ездры вывело его из себя: неужто и в самом деле Поллен не сможет жить за счёт банка и промышленности? Сколько он ни бродил по свету, в этом вопросе все были едины. Разве для банка не нужен сейф? Не нужны помещения? Как ни крути, а уж без этого не обойтись. Стало быть, в первую очередь потребуется земля под застройку. А где её взять? Он с великим раздражением вновь вернулся к той мысли, которая докучала ему в последнее время: строить больше негде, кроме как у себя на голове. Ну, это, конечно, преувеличение, он даже зубами заскрипел из-за своей привычки говорить больше, чем надо, ведь есть же полоска земли у Каролуса, сбоку от амбара. Вот только годится ли она под банк? Даже если снести амбар, поскольку Каролусу никакой амбар больше не нужен, участок от этого лучше не станет, потому что расположен в неприличной близости к коровнику. Тут Август без всякого перехода ушёл в размышления о доме для управы. А этот дом где прикажете ставить? Вот и для него нужен строительный участок. Чёрт подери, стоит пройти несколько сот метров за околицу, и там места сколько хочешь, но ведь такой дом должен стоять в самом Поллене, и с башней на крыше, как Август это себе представляет. Словом, Август угодил в тупик, но беда невелика, он находил выход и не из таких тупиков, найдёт и теперь, можете не сомневаться. Но в данную минуту он изливает свой гнев на обстоятельства и на людей, и кончится всё, пожалуй, тем, что Поллен, который он в мыслях видел таким большим, в действительности станет жалким подобием города, где проживает от силы пятьсот человек — да какие там пятьсот, не пятьсот, а сто, нет, не сто, а пятьдесят человек, пятьдесят придурков, нищих и бестолковых. Тогда управа будет собираться в комнате у старосты и вершить свои важные дела в углу за печкой. Просто думать тошно! А когда прибудет банковский сейф, который он заказал по телеграфу, то для него и дома-то не найдётся!

Но дом должен найтись. Надо только, чтобы полленцы спокойно спали, а больше ни во что не лезли...

Когда он вошёл в лавку, там стояла Ане Мария и ещё несколько покупателей. Между ними шёл оживлённый разговор, и в данную минуту речь держала Ане Мария.

— Вот хорошо, что ты пришёл! — воскликнула она. — Я хочу попросить тебя о помощи!

Август, всё ещё пребывающий в дурном настроении, ответил:

— Не могу же я помогать всем подряд. Тебе чего от меня надо?

Ане Мария сказал, что Август вполне может всем помочь, а без него ничего не выйдет. И пусть он для начала послушает, о чём у них тут шёл разговор: вот у неё нет детей, а она в последнее время стала много о себе понимать и желает взять двух бедных детишек и воспитывать их как своих собственных. Вот о чём у них шла речь.

— Ну и?..

Так вот: что думает Август по этому поводу и каких детей он посоветовал бы ей взять.

Август заметно оживился от сознания, что от него требуют помощи и в этом деле, поистине, он должен обо всём заботиться.

— Благослови тебя Бог, Ане Мария, — сказал он, — ты достойный человек, ты не из тех, кто думает только о себе!

— Правда?

Ане Мария ничего не имела против такой похвалы, нет и нет, она тоже была тщеславна. Конечно, она могла бы и сама подобрать двух детишек, но ей хотелось извлечь как можно больше выгоды из своей затеи, растрезвонить о ней в лавке, услышать слова похвалы.

— Ну, не одна я, — ответила она, — Каролус ведь тоже...

— Да, вы оба просто благословение для здешних мест, — решил Август, — без вас в Поллене до сих пор стояло бы семь домов да два амбара!

— Не забывай и про себя! — кокетливо запротестовала она.

Короче, каждый признал заслуги другого, и оба пришли в отменное расположение духа. Поулине тоже присоединилась к похвалам в честь Ане Марии и даже называла её на «вы» и всячески ублажала.

— Не каждый способен подумать о невинных малютках, как это делаете вы, — так сказала Поулине, тощая старая дева Поулине, которую дети совершенно не волновали.