Августин. Беспокойное сердце
Шрифт:
Августин переводит взгляд с нематериального на материальное и находит немало следов Бога в этом мире. Как епископ он был сразу же вовлечен в столкновения, которые нельзя было разрешить, восхваляя другую действительность. Особенно борьба с донатистами заставила Августина разработать понятие Церкви, учение о святых таинствах и учение о литургии — едва ли он обо всем этом думал до того, как борьба с конкурентами заставила его занять определенную позицию.
Он встал на защиту святой всенародной Церкви, объективной непреложности святых таинств и независимости литургии от личных заслуг служителя церкви. Августин об* наружил пользу, какую можно получить от государства, дабы наладить в Церкви дисциплину и победить еретиков. Имея за спиной администрацию
После апостола Павла Августин один из первых сделал учение о Церкви главным моментом в христианской вере. Борьба с донатистами особенно подтолкнула его в этом направлении. Как и борьба с пелагианами. Ведь те и другие считали, что Церковь должна быть сообществом чистых и безгрешных верующих и что грешники должны сразу же исключаться из церковного сообщества. Тем и другим Августин противопоставил понятие Церкви, в котором подчеркивает ее объективность. Оно было нужно ради грешников, и его правила могли исполняться грешниками. Церковь — мать души и не так легко отталкивает от себя своих непослушных детей.
Церковь — это семья, это народ, собравшийся для вечной жизни. Она несет весть и дает силу для прощения и воскресения. Церковь — духовная мать. Христова невеста. Ноев ковчег (О граде Бож. XV, 26). Она — Иерусалим, Мария и Царство Божие. В мышлении зрелого Августина учение о Церкви удивительно четко обосновывает ее справедливость. Быть членом Церкви — это в высшей степени то же самое, что быть вписанным в рассказ о самой Церкви! «Тот, кто хочет иметь отцом Господа, должен иметь матерью Церковь», — сказал Киприан, и Августин много раз повторял эту формулу (Письма, 34,3; Проп. 126, 8).Пусть донатисты сколько угодно играют в церковь, говорит Августин, но спасение и Дух Святой принадлежат нам (Обращ. к прихож. в Кесарии, 6; Письма, 185,11).
Августину ясно, что на деле Церковь не всегда отвечает идеальным требованиям, какие можно предъявить к сообществу верующих. Грешники тоже принадлежат Церкви. Она — и видимый институт, который собирает вокруг себя всех крещеных, и вечное эсхатологическое сообщество, которое явится очищенным только после Суда (Проп. 223, 2; 47, 5). Пока же Церковь представляет собой «смешанное тело» (О христ. учен. Ill, 32) — corpus permixtum.
Христос сам учредил Церковь. За ее спиной стоит сила Господа и Жениха (О крещ. IV, 1). Христос учредил также и священство и отличил его от людей непросвещенных (Письма, 60,1). На апостолов и их последователей была возложена задача управлять Церковью (Рассужд. на Еванг. от Иоан. 41,10). Служба священников есть таинство, которое дает возможность для отправления службы (Проп. 137, 8), то есть для совершения жертвы. Апостол Петр и епископ Рима персонифицируют Церковь (Рассужд. на Еванг. от Иоан. 124, 5; Пр. послан, маних. 4, 5; Письма, 53,1). Поэтому свою общину в Гиппоне Августин называл «семьей Христовой» (Письма, 177).
Принуждение со стороны Церкви обрело для него новый смысл. Подводя итог, один из комментаторов говорит: Августин хотел бы избежать смертных приговоров, но не имел ничего против принудительных работ (ср. Письма, 93,185). Если Церковь преследует своих противников, она делает это из любви, утверждает Августин (Письма, 185, 11). Слова апостола Луки: «Господин сказал рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди придти (сотреПв intrare), чтобы наполнился дом мой» (14,23), —то место в Библии, которое можно использовать, дабы защитить принуждение со стороны Церкви. Кого найдете, заставьте их прийти на праздник! Августин часто повторяет подобные слова (Письма, 93,5; 173,120; 185,24). Первой задачей государства было уничтожить язычество и подавить еретические бунты. Больше всего нас удивляет, как быстро Августин меняет роли и само понимание себя как личности: если в Кассициаке он играл роль слабого, хрупкого человека, погруженного в рефлексию, то десять лет спустя он уже играет роль человека, известного как защитника силы и авторитета Церкви в Северной Африке.
Августина любят называть защитником христианской умеренности. Все годы, что он был епископом, он не любил принимать экстремальные решения. Он, которому не довелось в юности вести достаточно бурный образ жизни, теперь в Гиппоне Регии, будучи зрелым епископом, любит своих обычных, мелких, простодушных грешников. Теперь для других он составляет список с более мягкими требованиями, чем составлял в молодости для себя. Он проповедует христианство, которое целиком и полностью зависит от благодати, и заслуга отдельного человека мало что ему прибавляет. Сразу видно, что это совсем другая форма христианства, чем та, к которой он обратился в Милане.
Более амбициозная христианская вера продолжала жить в монастырях. Но монастырские правила Августина не носят следов агрессивной аскезы; скорее их можно назвать трезво–умеренными. Ложка епископа была единственным серебряным предметом в этом монастыре, пишет его биограф Поссидий. Но питались там хорошо, и на столе епископа всегда стояло вино. Единственное, что запрещалось строго–настрого, это плохо говорить об отсутствующих Одежда никак не оговаривалась. Монахи могли свободно совершать прогулки, но Августин рекомендовал им всегда ходить по двое. Монастырские правила читались вслух один раз в неделю.
При жизни Августина монастыри подобного типа распространились по всей Северной Африке. Многие приходили в монастыри, потому что устали от жизни, были расстроены или испытывали отвращение к внешнему миру. Но Августин всегда строго подчеркивал, что в монастырской жизни нет ничего отрицательного — ее смысл не во внешних запретах — напротив, монастырская жизнь должна быть чем–то положительным, должна давать определенный опыт. Монастырь — это место для упражнений в любви к Богу и к своему ближнему. Там, где есть любовь, нельзя совершить ошибку, а там, где любви недостает, невозможно поступать правильно, неоднократно на разные лады повторяет Августин. В конце концов человек становится похож на то, что он любит, а не на то, что он думает.
Монастырь необходим, потому что Божии заповеди не могут соблюдаться в большом обществе. В монастыре, по мнению Августина, скорее, чем в миру, можно было жить, как одно сердце и одна душа. Там можно было иметь общее имущество и разделять блага по потребностям. Коммунистический идеал «От каждого по способностям, каждому по потребностям» на самом деле является парафразой монастырских правил Августина. Он хотел обновить начальное христианство и потребовал, чтобы его священники и монахи жили по–апостольски. Однако со временем он разочаровался в святости монастыря так же, как и в благочестии своей общины.
Не все из тех, кого Августин воспитал в своем монастыре, вели себя в дальнейшем так, как ему хотелось бы. Антоний из Фусалы с детства жил в монастыре, и едва ли ему было двадцать, когда Августин поставил его епископом (415–423). В его епархию входил город Фусала, где все жители прежде были донатистами, но, имея за спиной императора, Антоний укрепил свою власть и извлек личную выгоду из официальных мероприятий против донатистов. Антоний оказался глупцом, страдающим манией величия и чуждым угрызений совести (clericus tyrannus); при нем Фусала стала настоящим разбойничьим гнездом. Это тяжело подействовало на Августина, он счел себя соучастником сомнительного успеха Антония и позаботился, чтобы сместить его (Письма, 209). Августину приходилось тратить много времени на дисциплинарные дела, подобные этому. Как епископ он был ответственен не только за общину, но и за тех более или менее удавшихся священнослужителей, которых он взрастил в своем монастыре.