Авиатор: назад в СССР 14
Шрифт:
— Паклин и ещё пару человек, которые вели разговор с американцами, — сказал Белкин.
Морозов уже начал что-то вычёркивать из записей в планшете.
— Да не торопись, — забрал я у него карандаш и снова повернулся к Белкину. — То есть, пока всё на словах? Решение ведь должен принять руководитель делегации.
— Верно. Это председатель ВПК, но зачем тебе это. Думаешь, он нас выслушает?
— Другого варианта нет. Если не успеем отговорить его, то мы сильно уступим на показе американцам и французам.
—
— Почему?
— Государственную комиссию Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам возглавляет Чубов.
Глава 20
Доказать Чубову, что он не прав гораздо сложнее, чем биться в воздухе с 4мя «Хорнетами». Сложнее в том плане, что с Ф/А-18 шансы есть, а вот в споре с Егором Алексеевичем нет. То же самое мне и пытался объяснить генеральный конструктор Белкин, пока я задумчиво ходил около самолёта, сложа руки на груди.
— Сергей, здесь мы ничего не сделаем. Домой вернёмся, и я буду докладывать обо всём на специальной комиссии под председательством Григория Русова. У него точно хватит власти на этого выскочку, — объяснял Анатолий Ростиславович, разводя руками и поправляя бейдж, так и норовивший улететь от порыва ветра.
— Надо поехать сейчас и высказать наши соображения на этот счёт. В крайнем случае, требовать оставить самые важные элементы, — предложил я.
— В ультимативной форме, — добавил Коля.
Белкин махнул руками и принялся тыкать в нас своей курительной трубкой.
— И что вы им противопоставите? Откажетесь лететь?
Пока Белкин мне рассказывал о своих планах пожаловаться на Чубова, представители КБ Сухого прыгнули в машину и уехали в направлении центрального павильона. Не иначе как на разговор с начальством.
Нам бы стоило сделать то же самое, но Белкин ни в какую не хотел ехать разговаривать.
— Представьте, что вы докладывайте о просчётах. Но по итогу получится, что локальных успехов Егор Алексеевич-то добился. МиГ-29 и Су-27 стоят в центральном павильоне, все на него смотрят. Зарубежная и отечественная пресса это отметит.
— Сергей правильно говорит, что картинка будет такая, что всё сделано красиво. О наших самолётах напишут, и неважно, что вскользь, — добавил Морозов.
— Но всем важно сколько будет продано самолётов. Покупать будут те, кто хорошо себя умеет продать. Американцам инсталляция в павильоне не нужна. Когда они покажут зажигательный пилотаж, на них и в район дальнего привода пойдут смотреть, который за несколько километров от полосы находится, — продолжил я, но Анатолий Ростиславович продолжал упираться.
— Вот и пускай показывают! А в Союзе я руководству и расскажу, что причина отсутствия контрактов — сокращение программы.
— Это уже будет не столь важно. Скажут, что мы не умеем красиво летать на авиасалонах, — проговорил я.
В голове начало складываться решение. Проще сделать мне и Морозову всё самим. Скорректировать программу, но оставить самые «вкусные» моменты. «Колокол», петли и кадушки — такого набора вполне достаточно.
— Предлагаю просто поменять программу, но главные манёвры не убирать, — сказал я, но Белкин тут же замотал головой.
— Нет. Нам организаторы не простят. Они же проверяют весь комплекс.
— Поверьте, когда все зрители и журналисты увидят наш «колокол» и «кобру» в исполнении Олега на Су-27, нам простят всё, — ответил я.
— Серый, так нельзя. Это уже обман. Могут больше не пустить на такие мероприятия, — запереживал Морозов.
Первый раз вижу, чтобы он так рьяно пытался выполнить установку начальства.
— И что? Тебе плохо жилось без них? — спросил я.
— Сергей Сергеевич, мы себе роем яму. Надо разговаривать с руководством. Пойдём против него — головы полетят. Конструкторскому бюро опалу объявят. О себе подумай. Тебе ещё летать и летать. Это я могу и на пенсии посидеть, — сказал Белкин, забивая табак в трубку.
Вот смотрю на него, и понять не могу… не потерял ли хватку генеральный конструктор? Понятно, что принципиальность и удары по столу в разговорах с начальством не всегда помогают. Но…
— А как же престиж страны? А ваши сомнения по поводу сокращений на оборонку и желание добиться заказов на МиГ-29? Не могу я вас понять, Анатолий Ростиславович.
— Сергей, пойдёшь против Чубова, и он тебя сожрёт, — сказал Белкин и закурил.
Сомневаюсь, что французы простят генеральному конструктору курение на аэродроме. Но Белкину нужно было снять стресс.
Была бы рядом фляжка с коньяком, он не побрезговал и выпить.
— Я не настолько вкусный, Анатолий Ростиславович, чтобы быть съеденным.
Только я это сказал, как рядом с нами появился представитель аэропорта. Небольшой автомобиль подъехал и остановился прямо напротив носа МиГа.
Из машины вышел высокого роста человек, показал свои документы и указал на бейдж. Это оказался один из заместителей руководителя авиасалона.
Он очень долго объяснял, что мы загрязняем экологию и нарушаем законодательство Франции.
— Ты его понимаешь? Он машет только руками и повторяет что-то своё, — подошёл ко мне Морозов, когда я выслушивал от француза замечание.
— Нельзя сливать… — начал он мне говорить о каких-то жидкостях, но я перебил его.
Пришлось вспомнить весь свой запас французского. Замечаю, что со временем я не теряю знаний в языках, которые были у меня в прошлой жизни. Французский удаётся поддерживать, поскольку Вера — фанатка Джо Дассена и всех французских шансонье.
— Месье, о какой жидкости вы говорите? — уточнил я.