Авиатор: назад в СССР 14
Шрифт:
— Родин Сергей Сергеевич, 1959 года рождения. Лётчик-испытатель. Мы провели вам внеочередное ВЛК. И честно скажу, мнения разделились, — начал говорить председатель.
Его я видел впервые. Доверия его лицо у меня не вызывало. Слишком надменно он смотрел на меня. А в результаты обследований не заглядывал вовсе.
— Моё мнение — вам летать нельзя.
Вот это да! А ведь никаких проблем во время обследования не было.
— А что говорят результаты обследования? — спросил я.
— Вы здесь вопросов не задаёте. Могу отправить
Чувствуется негатив с его стороны. К чему бы это?
— В следующий раз ваши болячки, которые мы выявили, вам встанут боком. Принимая во внимание, что вы у нас заслуженный человек и нужны ещё авиации, мы решили на них закрыть глаза.
— Это хорошо, что я заслуженный человек. Могу уточнить, в чём проблема с моим здоровьем? — снова спросил я.
— Нет, не можете! Я хочу увидеть результаты его рентгена. Где он, Белла Георгиевна? — повысил он голос на родственницу моей жены.
Зря он так. Тётя Белла одним взглядом может уделать этого мужичка, который очень нетактично себя ведёт.
Именно так она и посмотрела на него. Председатель немного начал ёрзать на стуле.
— Пожалуйста, Белла Георгиевна. Результаты рентгена товарища Родина.
— Конечно, — и она протянула ему бумаги.
При этом она медленно и картинно переложила ногу на ногу. Потрясающая женщина!
— Но здесь всё хорошо. Как это понимать? — спросил председатель у начальника моего отделения.
— А что вас расстроило? Родин — здоров. Или вы другое ожидали увидеть.
Председатель посмотрел на меня и слегка скривил губу.
— Другое… другое не хотел увидеть. Что ж, тогда по результатам…
Председатель зачитал заготовленный текст и объявил, что я годен к лётной работе без ограничений. Но у меня осадок остался.
— Радуйтесь, что всё так прошло, — бросил мне вслед председатель, когда я выходил из кабинета.
Только я повернулся, чтобы ответить ему, сверкнула глазами Белла Георгиевна. Так и читалось в её взгляде «не кипятись».
— Очень рад. Всего хорошего! — ответил я и вышел из кабинета.
Через несколько минут, меня к себе завела Белла. Даже она выглядела немного растерянно.
— Сергей, это была самая сложная комиссия в моей практике. Мне мужа легче было списывать, — сказал она.
Да уж! Списать Андрея Константиновича Хрекова надо было умудриться.
— В чём проблема? У меня есть косяки?
— В том-то и дело, что нет. Ты здоров. Да, есть искривления, которые у тебя были раньше. После первого катапультирования. Однако они не критичные.
А ведь раньше были! Белла чуть и не списала меня.
— Что теперь?
— Ты допущен к полётам, но за тобой контроль сверху. И это очень серьёзная проблема. Будь осторожен, поскольку кто-то очень сильно хочет списать тебя с лётной работы.
Намёк я понял. Осталось понять, кому это нужно.
Глава 18
Июнь, 1985 года, Москва.
Екатерининский зал сегодня заполнен больше, чем год назад во время вручения мне ордена Ленина. Подавляющее большинство — офицеры 5й оперативной эскадры, в составе которой мы несли службу во время боевого похода. В столь жаркое время года в помещении чувствуется дискомфорт, и многим приходится очень несладко.
— Не могли прям на корабле вручить. Я бы этого организатора сюда бы в парадной форме самого поставил, — возмущался Ребров, утирая вспотевший лоб платком.
В его белой парадной форме за номером 1, ему было очень жарко.
— Ещё и белые ботинки! А чего не белые тапочки?!
Я посмотрел по сторонам. В зале людей в парадной морской форме подавляющее число. Изредка попадаются награждаемые в строгих костюмах.
— Товарищи, прошу всех построиться для награждения, — объявил кто-то из организаторов.
Момент награждения наступил так же внезапно, как и Коля Морозов на мою ногу при нашем перемещении по паркету зала.
— Серый, прости. Не сильно испачкал? — начал извиняться мой коллега, доставая из кармана смятый платок.
— Нормально всё. Подотрём. Ты мне лучше скажи, ты чего такой уставший опять? — спросил я, намекая покачивания Николая из стороны в сторону и круги глазами.
Праздничного амбре от Морозова не ощущается, но глаза у него расширены, а речь слегка размазанная.
— Ты бы знал, Серёга, где я вчера был, — с наслаждением закатил глаза Коля.
— Вернее будет сказать, у кого? — улыбнулся я.
— Ну ладно тебе! Рыженькая, стройная, и с такими… большими глазами.
— Зелёными? — уточнил Олег, который встал рядом с нами и оторвался от беседы с командиром корабля «Леонид Брежнев».
— Честно? Я не разглядел ещё.
Большие двери зала открылись и перед нами появились представители руководства партии, Совета Министров и сам генеральный секретарь.
Михаил Сергеевич разительно отличался от своего предшественника. Улыбчивый, активный и, даже его родимое пятно на голове смотрелось не врождённой патологией, а особой отметиной.
Не по себе, оттого что передо мной человек, которому, возможно, суждено будет сыграть главную роль в развале страны. Именно «возможно», поскольку история пошла несколько по другому сценарию.
— Товарищи, я рад вас приветствовать! Сегодня мы чествуем отважных сынов нашей Советской Родины… — начал Горбачёв свою речь с присущим ему «южным» говором.
Говорил много. Что-то по делу, а что-то совершенно не к месту. Рядом с ним и товарищ Русов. Серьёзный взгляд, аккуратно уложенные волосы и хорошая выправка. Где-то должен быть и отец нашего Егора Алексеевича, но его не видно.
— И сейчас, когда мы вступаем в новую эпоху преобразований, я убеждён, что все вопросы можно решить демократическим путём. Но мы всегда должны иметь сильную армию и мощный флот.