Авиатор

Колфер Йон

Гнев охватил Конора, придав ему сил. Шатаясь, он поднялся на ноги и вытянул руки в сторону Бонвилана. Это зрелище ужасно развеселило последнего. Насвистывая, он ухватился толстыми пальцами за прутья клетки и толкнул Конора к стене, но вздрогнул, когда послышались лязг и громыхание.

— Я использовал против тебя твою же инерцию, — объяснил он, точно на школьных занятиях. — Базовые понятия. Базовые. Если бы один из моих людей допустил такую ошибку, я приказал бы его высечь. Неужели этот французский денди ничему путному тебя не научил?

Бонвилан присел на корточки, прислонив Конора к влажной шероховатой стене.

— Великий день, не так ли? Исторический. Король умер, убитый,

по-видимому, мятежниками. Понимаешь, что это означает?

Конор не мог ответить, даже если бы захотел. Если бы не боль, все происходящее напоминало бы кошмарный сон.

Бонвилан постучал по клетке, привлекая внимание Конора.

— Эй, юный Брокхарт? Ты еще с нами?

Конор попытался плюнуть в своего мучителя, но лишь подавился слюной.

— Хорошо. Жив, по крайней мере. Так вот, касательно смерти короля, позволь объяснить тебе, что это означает. Это означает конец всех нелепых реформ. Деньги для людей. Для людей? Немытая, необразованная чернь — вот кто они такие. Больше никаких денег для людей, можешь держать по этому поводу пари на кровь в твоих жилах.

«Все, что сделал король Николас, пойдет прахом, — вяло подумал Конор. — Все впустую».

— Изабелла становится королевой. Марионеткой, естественно, но тем не менее королевой. И попробуй догадаться, чему она посвятит свою жизнь?

Конечно. Это было очевидно даже для Конора — для мальчика, находящегося в состоянии потрясения.

— Вижу по твоим глазам, что догадываешься. Она посвятит свою жизнь искоренению мятежников. И я буду неуклонно и в неограниченных количествах поставлять их ей. Любой торговец, отказывающийся платить налог. Любой недовольный чем-то юнец. Все они станут мятежниками. Всех повесят. Теперь я ближе любого моего предка Бонвилана к тому, чтобы стать королем.

Это заявление повисло между ними, отягощенное предательством, длившимся долгие века. Конор слышал лязганье наручников и звук капающей воды. Бонвилан притянул его клетку к себе так близко, как позволяли прутья, и отстегнул стягивающий рот ремень.

— Перед смертью твой учитель сказал, что мне никогда не остановить их всех. Был ли Виктор Вигни связан с французскими воздухоплавателями? Или с этим La Legion Noire… с «Черным легионом»?

Губы Конора распухли от ударов, челюсть простреливала боль, и все же он сумел заговорить.

— Нет никакого «Черного легиона». Вы погубите Соленые острова, сражаясь с воображаемым врагом.

— Позволь мне объяснить кое-что, человечек! — прорычал маршал. — Если бы не Бонвиланы, эти острова были бы всего лишь скалами в океане. Ничего, кроме соли и птичьего дерьма. Мы столетиями нянчились с Трюдо. Но все, хватит. Отныне этот остров мой. Я выдою его досуха, а королева Изабелла будет жить ровно до тех пор, пока не станет вмешиваться в мои дела. — Бонвилан постучал по клетке Конора. — Хотелось бы услышать, что ты думаешь о моем плане, юный Брокхарт.

— С какой стати вы рассказываете мне все это, убийца? Я не ваш духовник.

Бонвилан потряс клетку, как будто она скрывала в себе какую-то загадку.

— Не мой духовник. Прекрасно… мне будет недоставать наших разговоров. Я объясню тебе, юный Брокхарт, поскольку только такие моменты и делают жизнь стоящей. Мне лучше всего, когда вокруг все кипит. Колоть, стрелять, плести интриги. Меня это радует. Меня это возбуждает. На протяжении столетий Бонвиланы держались в тени трона, управляя им с помощью своих махинаций. Но так, как сейчас, не было никогда.

Бонвилан чуть не опьянел от счастья. Все его планы должны были вот-вот осуществиться.

— И ты, маленький надоеда, превратишь хороший план в превосходный. Все дело в твоем отце, видишь ли. Он прекрасный солдат,

готов это признать. Замечательный солдат, способный разжечь в душах людей великую преданность. Я собирался убрать его и избавиться от этой напасти. Но теперь мятежник Виктор Вигни и ты, его послушный ученик, убили короля. Для твоего отца — дело чести защищать новую королеву всеми доступными ему средствами. И поскольку я пообещаю ему не проводить расследования в отношении его сына, Деклан Брокхарт будет обязан мне тем, что его репутация не пострадает. Вот каким образом ты обеспечишь мне его преданность. Благодарю тебя за это. — Бонвилан наклонился еще ближе, придав своей физиономии выражение печали. — Однако должен сообщить, что сейчас он ненавидит тебя. И Изабелла тоже — когда я рассказал им свою версию ночных событий. Смею даже предположить, что отец собственноручно убил бы тебя, если бы я ему это позволил. Однако это дело семейное, уж никак не мое. Он сам тебе все скажет.

С этими словами Бонвилан снова затянул ремень клетки Конора и продел цепь от наручников в кольцо на стене. Потом встал, скрипя коленными суставами; крупная фигура заполнила всю камеру. Внезапно покрытое шрамами лицо Бонвилана приняло задумчивое выражение.

— Ты, возможно, думаешь, что я страдаю — учитывая, сколько людей я убил, сколько сотен жизней отнял. Разве меня не должны по ночам посещать демоны? Разве я не должен терзаться чувством вины? Иногда я лежу в постели и действительно жду кары, но она никогда не приходит. — Бонвилан пожал плечами. — Да и с какой, собственно, стати? Возможно, я хороший человек. Сократ сказал: «Есть только одно благо — знание; и есть только одно зло — невежество». Ну, меня невежественным не назовешь, значит, я хороший. — Он подмигнул Конору. — Как думаешь, этот аргумент введет в заблуждение святого Петра?

В этот момент Конор осознал, что Бонвилан безумен.

Между тем маршал вернулся к настоящему.

— Продолжим философскую дискуссию как-нибудь в другой раз. Почему бы мне не пригласить сюда твоего отца? Думаю, у него найдется несколько слов для сбившегося с пути сына.

Бонвилан покинул камеру, насвистывая вальс Штрауса и дирижируя указательным пальцем.

Конор остался лежать на полу. От тяжести клетки ныла шея. Однако, несмотря на боль, сейчас в душе вспыхнула искра надежды. Отец разгадает эту шараду, несомненно. Деклана Брокхарта никто не обведет вокруг пальца, и он не оставит сына лежать на полу мерзкой камеры. Прошло несколько минут, и Конором овладела уверенность, что скоро он окажется на свободе и сможет разоблачить Бонвилана как убийцу. Бонвилан даже не потрудился запереть дверь камеры. Прошло совсем немного времени, и он вернулся с Декланом Брокхартом. Никогда в жизни Конор не видел отца таким несчастным. Спина Деклана, обычно распрямленная, сейчас горбилась; он вздрагивал и держался за Бонвилана, словно старик за свою сиделку. Хуже всего выглядело лицо; глаза, рот, морщины и складки — все горестно стекало вниз, словно оплывший воск.

— Вот он, — с сочувствием в голосе сказал Бонвилан. — Вот он. Учтите, всего несколько секунд.

Конор постарался выпрямиться, опираясь на стену.

«Отец, — попытался он сказать. — Отец, помоги мне».

Однако из его распухших, стянутых ремнем губ вырвался лишь стон.

Деклан Брокхарт возвышался над ним, слезы стекали по его подбородку.

— Из-за тебя, — прошептал он. — Из-за тебя…

И потом он бросился на Конора, но не чтобы обнять, а чтобы убить. Бонвилан был наготове и удержал Деклана Брокхарта сильными руками. — Не надо, Деклан. Соберите все свое мужество. Ради Кэтрин. И ради юной Изабеллы. Мы все нуждаемся в вас. Соленые острова нуждаются в вас.