Авирон(Повесть)
Шрифт:
А потом Моисей принялся описывать ризы Аарона и ризы его сыновей, назначенных отныне священниками. И тут тоже не забыл ни малейшей подробности, ни камешка, ни рубчика, заботясь о том, чтобы все выглядело как можно роскошнее, чтобы слепило глаза и показывало людям величие бога и их собственное ничтожество.
— «А когда Аарон очистится для священнодействия и сыновья его очистятся, возьмешь одного теленка и двух баранов без порока и возьмешь пресные хлебы, смешанные с елеем, и помазанные елеем опресноки из пшеничной муки. И приведешь Аарона и сыновей его к дверям скинии, и омоешь их водой. И взяв потом святые ризы, наденешь их на своего брата Аарона — и хитон, и потир, и верхнюю ризу, и на голову его возложишь клобук и золотую дощечку, на которой будет написано „Святыня господня“,
А потом заколешь перед господом теленка и возьмешь его крови, и помажешь углы алтаря пальцем, а остаток крови выльешь возле алтарного стола. И возьмешь нутряное сало, и перепонку печени, и почки, и жир их, и положишь на алтарь, а мясо теленка сожжешь на огне за пределами стана, ибо грех непосвященному коснуться его.
А потом возьмешь одного барана, и пусть возложит на него руки Аарон с сыновьями, а ты, заколов его, перекрести кровью место вокруг алтаря. А тушу рассеки на части, и вымой требуху и ноги в воде, и положи на алтарь — это будет жертва богу. И другого барана возьми, и на него тоже пусть Аарон и сыновья его возложат руки, а ты, заколов его, возьми крови и помажь Аарону край правого уха и конец правой руки и конец правой ноги. А потом возьмешь кровь с алтаря и елей, покропишь Аарона, ризу его, и сыновей его, и их ризы. И так они очистятся».
И долго еще в кровавых подробностях описывал Моисей красоты нового обряда. И безумцам, которые жаловались на простоту и убожество богослужения, пришлось теперь устыдиться: их бог — теперь они видели это — знает куда большую пышность, чем в Египте.
А ковчег? Ну разве ж это не красота? Сколько золота, серебра, драгоценных каменьев! Сколько багряниц, виссона, червленой шерсти, крашеных козьих кож! А сколько гранат, и цвета смирны, и кинамона, и касии, и халвана понадобится на священный елей! И как дивно все это должно благоухать! Один бог может нюхать все это — всякий, кто захочет сделать что-либо подобное для себя, умрет.
— «А исполнить все это, — передавал далее Моисей слова господа, — поручаю Веселиилу, сыну Урии, сына Ора из племени Иуды. Ибо его исполню духа своего, духа премудрости и разумения, и помогу ему лить золото, серебро и медь. И в каменной работе ему помогу, и в деревянной. А в помощники ему даю Элиава, сына Ахисамаха из племени Дана, этот будет шить из багряниц, червленой шерсти и виссона. Да и каждый, кто способен к чему, пусть потрудится по способностям.
А теперь… пусть каждый несет господу по воле сердца своего. Несите и золото, и серебро, и медь, и синюю шерсть, и червленую багряницу, из шерсти крученой в две нити, и тканый виссон, и трихаптон, и козью шерсть! И кожи красные и синие, и негниющее дерево — ситтим, и фимиам на освящение, и елей для помазания! И камень сардийский и мелкие каменья на ризу первосвященника и на потир. И всякий, кто владеет мастерством, пусть идет и делает, что заповедал бог: и скинию, и завесы, и покровы, и шесты, и столбы, и стойки! И занавесь во двор, и столбы для нее, и шесты для стола, и все его убранство! И светильник, и кадильный алтарь, и алтарь всесожжения, и очаг для него! И умывальник! И святые ризы для Аарона, и ризы для священников сыновьям его! Иди же, о Израиль! Настал час показать твою любовь к богу и искупить свое прегрешение».
И произошло чудо! Толпою двинулся Израиль к кущам и понес свои богатства, свою долю в дело господа. И снова, как недавно, понесли кольца и печати, и запястья, и женские серьги, и нагрудники, и все, кто что имел золотого, срывая украшения с одежды и с музыкальных инструментов. И у кого были багряница, и виссон, и крашеные кожи, и шерсть, нес; и у кого были серебро и медь, нес их, а у кого ситтим, нес дерево. И женщина, мастерица прясть, несла пряжу, а та, что умела ткать козью шерсть, несла ее. А князья несли смарагды и другие драгоценные камни на ризу Аарону: и сард, и топаз, и сапфир, и агат, и аметист, и хризолит, и оникс, и берилл. И все это нес Израиль проворно, с радостью в сердце, с веселым лицом, и носил так весь остаток дня, и только ночь приостановила поток жертволюбия и усердия богу.
X
Авирон
Авирон же тем больше радовался, чем больше наваливали на него работы, словно искупал тем свой душевный грех. И все говорил себе: «Мирный труд господу, а не кровь живущих». И от этой фразы, бессознательно повторенной десять — двадцать раз, душа наполнялась тихой благодатью и теплом, и хотелось петь.
И только когда он пришел домой и лег, приятная господня работа в мирном свете дня отошла от него далеко-далеко, уступив место ночи, матери всех темных мыслей, и ночь окружила его со всех сторон, и снова, о, снова пришли они, те жестокие мысли, которые мучили его в последние дни, и Авирон спрашивал себя: «Неужели семя моего брата всходит в моей душе и цветет и дает плод?..»
Авирон сравнивал два свои настроения при исполнении воли одного и того же бога: одно, с которым он убивал человека, и другое, с которым трудился сегодня в куще приношения. Если тогда на душе было темно и она рвалась на части от сознания бесповоротности поступка, то сегодня на душе было тихо и хотелось молиться…
«Мирный труд господу, а не кровь живущих…»
И мысль цеплялась за мысль и с усилием двигала одна другую, как тихая вода движет поросшее мохом мельничное колесо.
«Что добро?.. Добро — пение и хвала души и плач радости; добро — удовлетворение дневным трудом и благословение ближнего, за принесенные ему помощь, радость и покой. Добро — привязанность к матери, к отцу, к брату; добро — любовь, с которой смотрю я в глаза Асхи, и слушаю тихий невинный шепот маленьких ее губок, и прислушиваюсь к ее желаниям…
А что зло?.. Зло — муки души, стон и плач, порожденный бесповоротностью содеянного; и безумство поступков, и воспоминание о них, и бессонные ночи; и проклятие ближнего за принесенное ему несчастье, за его печаль и скорбь. И озлобление, и ненависть, и скрежет зубов, и меч, и нож, и вид крови на солнце.
…А бог велик! А бог мудр! А бог добр!
…И теперь спрашиваю я себя: может ли подъяремный вол родить теленка? И может ли теленок родить льва, а горчичное дерево принести плод из камня? И также — может ли добрый бог повелеть делать зло, и радоваться тьме, и ненависти, и тешиться проклятьями и распрей меж людьми?.. О нет!.. Я умножу семя твое, сказал господь; а не сказал — рассекайте один другого на части! Человек любит карать за грех, а бог?.. Он такой сильный, что не нуждается в каре. Человек выдумал справедливость, а бог?.. Бог выдумал вечность, в которой канут все справедливости, которая сама — справедливость. Человек сковал себе меч, а богу меч — око его, которым заглянет он к тебе в душу и осветит и выставит грех твой перед тобою. А мышца его — слово, которое проникнет в глубины твоей души и погасит пламя бунта».
…И так текла мысль за мыслью, и перед глазами встало грандиозное зрелище… обмана…
С самого начала! С самого выхода из Египта! Каждый день, каждый час обман, обман, обман!.. Обман — именем бога, власть — его властью, слово — его словом!..
И самая возможность этого была так страшна, что Авирон похолодел, и закутался с головой, и гнал от себя эти разрушительные мысли. Они жгли его, как огонь, от них захватывало дух, а они все приходили, приходили, приходили… И перед глазами вставали картины минувшего, и рождались к ним другие объяснения, и при этом вспоминались слова Датана и смех Корея, и все то, что возмущало Авирона прежде. И вспомнилось, как Корей высмеивал некоторые выходки Моисея, и от всего этого хотелось кричать и бежать куда глаза глядят, как будто можно было убежать от самого себя.