Австралия - Terra Incognita. Когда звери еще были людьми
Шрифт:
Это страна уникальной природы и уникальных людей, аборигенов, сохраняющих свою культуру вот уже более сорока тысяч лет, страна грез или сновидений, как они ее называют. Их грезы — не фантазии в нашем понимании, для аборигенов мир подсознания реален, как для нас земля, вода, воздух. Мне довелось прожить среди них какое-то время и услышать их мнения о белых. Аборигены обвиняют нас в подмене основных ценностей жизни, в разрушении фундаментальных основ, из которых и произошла человеческая душа. Не с этим ли, кстати говоря, связано то, что при всем экономическом благополучии Австралия — одна из лидирующих в мире стран по числу самоубийств, особенно среди женщин?
Это страна бесконечных
«Последний Клондайк планеты» — фильм под таким названием я как раз и планирую снять в месте с экзотическим названием Огненные Холмы, где температура поднимается до плюс пятидесяти градусов и выше.
В начале века там были найдены богатейшие залежи опалов и вырос «город-призрак»… Здесь одни становятся миллионерами в считаные месяцы, другие копают пустую породу десятки лет. Фортуна может повернуться к вам лицом, а может и не заметить. Но первых от вторых вы не отличите — ни по внешности, ни по настроению. Большинство жителей не покинут эти места, ибо держит их здесь в первую очередь не чековая книжка, а любовь к такой жизни. Здесь можно встретить людей из всех слоев общества — от скрывающихся от закона убийц до профессоров, которым надоела университетская жизнь. Но при всей разношерстности этой публики с закаленными мышцами и одубевшей под солнцем кожей здесь нет уголовщины, пьяных драк и прочих эксцессов. Дух сильного характера, витающий над Огненными Холмами, создает особую атмосферу. Здесь все по Киплингу: «Но нет Востока и Запада нет, что племя, родина, род, если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает…»
Когда я уезжал, мои новые друзья сказали мне: «Ты еще вернешься сюда, это место как наркотик, оно не отпускает…» И были правы. В конце концов, не зря же сами австралийцы назвали свою родину Lucky Country — Страна удачи.
GEO. 1998. № 7.
За сорок тысяч лет до капитана Кука
Сталкиваясь с укладом жизни аборигенов, наша цивилизация, которой мы так гордимся, порождает все новые и новые конфликты.
Чета пожилых аборигенов покинула свой дом в Сиднее и ушла на север, сказав соседям, что хочет провести отпуск так, как жили их предки. Это восприняли как причуду, но через несколько недель газеты запестрели сообщениями о пропавших. В воздух были подняты полицейские вертолеты. После долгих поисков супруги были найдены в пустыне, спящими на земле у костра. Все это время они питались ящерицами и змеями. На попытку полиции увезти их домой ответили отказом и даже пригрозили подать в суд за вторжение в частную жизнь.
Городок Алис-Спрингс в центре Австралии считается столицей аборигенных территорий — места их традиционного проживания, где запрещено любое вмешательство в естественный ритм природы. В сотне километров от городка возвышается загадочный Улуру — огромный, будто упавший с неба камень-великан. На рассвете он черный, днем багровый, вечером кроваво-красный. Это священное место аборигенов, верящих, что отсюда произошел мир и они сами.
Столица аборигенских территорий — городок Алис-Спрингс
Мне довелось объехать немало их поселков. Легкие домики, построенные государством, нередко пустуют, потому что аборигены отказываются в них поселяться, предпочитая традиционный образ жизни — под открытым небом. Но цивилизация наступает. В каждом поселке мини-супермаркет, а рядом можно увидеть, как жарят на костре убитого кенгуру. Хотя сегодня это уже редкость.
Взаимоотношения между аборигенами и государством запутанные. Два века назад на них охотились, как на зверей, и теперь у властей комплекс — не дай бог обвинят в ущемлении прав.
Каждый абориген получает еженедельное пособие в несколько сотен долларов. Увы, учитывая склонность к созерцательному образу жизни, эта субсидия порой не стимулирует потребности трудиться и поощряет заимствованную у нас любовь к алкоголю.
Как-то в одном из поселков ко мне подскочил подвыпивший абориген, что-то сунул в руку и убежал в паб. Он только что получил пособие и отдал его мне — незнакомому человеку — «на сохранение», чтобы не пропить все… Любое недовольство аборигенов воспринимается правительством болезненно, и власти готовы идти на уступки, чтобы его погасить. Это приучает народ к капризности, ощущению своей исключительности, «качанию прав», чем нередко пользуются оппозиционные политики. Сейчас, например, началось движение за то, чтобы белые выплатили «контрибуцию»: жители поселков или ферм, расположенных на землях традиционного проживания аборигенов, должны выплатить «отступные» — по несколько сотен тысяч долларов за гектар. Это возмущает белых, которые требуют «равных прав».
Но простые аборигены в этих политических играх не замешаны. Их отношения с белыми в районах совместного проживания чаще всего дружеские. Мы сидим в пабе, в центре поселка, где добывают опалы. На улице — пятидесятиградусная жара. «Мама Элла», как любовно называет ее весь поселок, отхлебывает пиво и затягивается сигаретой… Лицо черное, как ночь, а глубоко посаженные глаза отливают фиолетовым блеском. Из их глубины на тебя смотрят тысячелетия истории ее народа. «Сколько вам лет?» — спрашиваю я. Она смеется: «Двадцать один — по духу. Плюс восемь детей». — «Вы что-нибудь слышали о России?» — «Мало». — «Не хотели бы съездить в Москву?» — «Лучше в Будапешт, хочу познакомиться с Ракоши». — «С кем?» — удивляюсь я. «С Ракоши, их президентом». «Он давно умер. Откуда вы о нем знаете?» — «Муж рассказывал, он был венгр».
После Второй мировой войны в далекие районы Австралии приехало немало парней из Европы. Одни — за счастьем, другие — подальше от своих тоталитарных режимов, третьи скрывались от правосудия. Женщины неохотно следовали за ними в эти нелегкие для жизни края, так что женились они на местных. Отсюда много смешанных браков — с поляками, немцами, чехами, югославами.
Не все аборигены живут на северных территориях, около четверти — в больших городах. На севере их основные занятия — уход за скотом, охота, работа на крокодильих фермах. Много самобытных художников, пишущих на коре. В городе круг занятий сужается. Конечно, есть чиновники, рабочие, люди с высшим образованием и даже несколько поэтов и писателей, но это пока единицы. Город продолжает действовать на них разрушающе. В отдаленных районах еще можно увидеть такую картину. Аборигены смотрят кино. На экране целуются. Зрители дружно опускают глаза — целоваться на людях неприлично… Какой же дикостью покажется после этого паб аборигенов-гомосексуалистов, куда я однажды попал в Мельбурне!