Автобиография для отдела кадров. Отчет о проделанной жизни
Шрифт:
С девицами у нас ничего не вышло, да и не могло выйти – денег у нас имелось только-только на выпивку. Когда они это поняли, то весьма поскучнели, – как предметы труда мы перестали их интересовать. Но мы с Васькой материалистами не были и унывать не стали: выпили, сколько требовалось, поболтали с девочками «о том о сём» – и распрощались, ушли в пургу по своим домам, освободив место более состоятельным клиентам…
Хотя, нет, припоминаю, всё было не совсем так: ушел я один, потому что меня ждала дома жена Лена и дочка Ритуля, а Васька остался – получать дивиденды с «Молитвы», потому что
Чюрлёнис помер, потому что у него отказали почки. Про почки врачи сообразили слишком поздно, потому что пытались лечить зрение. Мы потом вспоминали, что по ночам в командировках Серега громко вскрикивал во сне, пугая соседей по гостиничному номеру – наверное, от боли. Отец Чюрлёниса все-таки справился со своей болезнью, но Серега остался бояться, что папа помрет, и пил, не переставая, – потому и умер раньше своего отца. Говорили, что это какая-то почечная гипертония с прыжками давления. Может, и правда.
Интересно, что было бы, если бы Серёга ничего не боялся?
Кто знает?
Я теперь сам – как знак вопроса.
Глава 6. «Зеленый фургон»
В детстве у человека нет ни организма, ни здоровья, – они у него появляются с возрастом, а в старости только и остаются что организм да здоровье.
В своей книге «Тетива» Виктор Шкловский написал такие удивительные слова: «Карнавал был местом, где все люди получали права шутов и дураков: говорить правду. Сказанное на карнавале как бы ничего не значит, оно как бы не обидно». Скажу по этому поводу так: Одесса – это карнавал в квадрате: там все врут, когда говорят правду!
Вы встречали когда-нибудь неблагодарного или бескорыстного одессита? Уверяю вас, такого не существует. В одесском словаре на букву «бэ» нет слова «бескорыстие». На «бэ» там стоит только «благодарность». Есть редкие бескорыстные исключения, – в семье не без урода! – но они лишь подтверждают правило и не попадают в словарь одесского языка.
Одессит всегда готов прийти на помощь ближнему или хотя бы оказать ему услугу, даже когда его об этом не просят!
Когда одесситу делают одолжение, он почти автоматически бросается узнавать, что он в ответ может сделать для своего благодетеля. Когда же он сам собирается воспользоваться чьими-то серьезными услугами, он, прежде всего, выясняет, в чем нуждается этот человек, и предлагает ему свою помощь. Тупица, который не отблагодарил своего благодетеля более одного раза, выпадает из числа знакомых последнего.
Если вас попросят о чем-то, вы вправе воспользоваться встречной просьбой. Будет странно, если вы не сделаете этого. Таким поступком – то есть, его отсутствием – вы можете вызвать подозрительное к вам отношение и нелестные о себе отзывы. Вам это надо? Конечно, не надо. Попросите у них Луну с неба, – и вас сразу зауважают!
Такие взаимоотношения выражаются формулой: «А что мне за это будет?» или, иными словами, «Что я с этого буду иметь?» Если ничего – или «что» покажется недостаточным – то сделка не состоится. И без обид! «Халява» – или, как здесь говорят, «шара» – в таких взаимоотношениях не проканает.
Иногда одессит, чтобы не оказаться обязанным несимпатичному ему благодетелю, торопится немедленно его отблагодарить.
Высший полет таких взаимоотношений – это когда просящий об услуге становится в позу благодетеля и великодушно «позволяет» оказать ему эту помощь! При таком раскладе тот, кто оказывает услугу, становится еще и должен просящему.
Такие кружева плетутся годами между одесситами, и на первый взгляд невидны. На самом деле они прочнее канатов скрепляют и дифференцируют жителей города. Бескорыстные москвичи, впервые попадая в эти тенета, неверно оценивают отношение к себе и частенько попадают впросак.
Это так – лирическое отступление, прошу прощения…
Фильм «Зеленый фургон» Александра Павловского до сих пор показывают по центральному телевидению чаще, чем «Войну и мир» Сергея Бондарчука. Теперь, когда я случайно – конечно же, случайно, как же еще? – когда я случайно натыкаюсь на фильм «Зеленый фургон», я тут же вспоминаю свою телевизионную практику в городе Одесса. Случилась она после второго курса ВГИКа, летом 1983-го года. Началась эта моя одесская эпопея с того, что Люся, – так мы «за глаза» называли одного из мастеров нашей сценарной мастерской Людмилу Александровну Кожинову, – Люся остановила меня пальцем в грудь около институтского гардероба и спросила:
– Поедешь на практику с Наташей Токаревой в Одессу?
Или нет, не так. Мне теперь кажется, она не спросила, а попросила в приказном порядке:
– Поедешь с Наташей Токаревой в Одессу! Будешь там за ней присматривать. Нельзя чтобы девочка в Одессе была одна.
Позднее, напутствуя нас с Наташей, Люся сказала:
– Предупреждаю, дети мои, чтоб в отчете я не видела ни слова о «Гамбринусе», трамвайном жаргоне, Дерибасовской улице и прочих «характерностях» Одессы! От них уже ломятся хранилища ВГИКа…
Ну, нет – так нет!
На «нет» и суда нет…
Но куда же от этого деться, когда оно там на каждом шагу? Ведь Одесса для постороннего человека – это сплошной карнавал! Когда я опрометчиво спросил у одного прохожего немолодого одессита на Пролетарском бульваре, как мне добраться до Главпочтамта, услышал в ответ обезоруживающее:
– А зачем вам?
Я по наивности «купился» и стал объяснять, зачем. Старый одессит встрепенулся как птица перед полетом и понесся с воодушевлением излагать свои варианты решения моих проблем. Я вежливо отклонял его предложения. Это продолжалось до тех пор, пока он не выбился из сил и не убедился, что я упрямый осел. Старик осерчал и недовольно буркнул:
– На Петра Великого ваш Главпочтамт!
Отвернулся и зашагал прочь. Он даже не попытался объяснить мне, как туда добраться! Он удалялся, выразительной спиной выказывая мне свое презрение.
Итак…
«Вы думаете, это бредит малярия?
Это было,
было в Одессе.
«Приду в четыре», – сказала Мария.
Восемь.
Девять.