Автобиография: Моав – умывальная чаша моя

Фрай Стивен

Питер Паттрик, выделенный мне шестерочный наставник, взялся за мою подготовку с решительностью и энергией, поскольку в случае провала наказание ожидало и его. В случае же, если я выдержу испытание, и выдержу хорошо, нам полагалась награда: Паттрик должен был угостить меня чаем в буфете. Буфетов в школе имелось три, то были помеси кофейни с чайной, кондитерской и кафе-мороженым. Назывались они Верхний буфет, Средний буфет и Нижний буфет. Я более всего ценил и любил Нижний, как то моей натуре и подобает, – здесь принимали только наличные, а командовала этой щедро снабжавшей нас холестерином перекусочной супружеская чета, мистер и миссис Ланчберри или, возможно, Лэнчберри. Миссис Ланчберри (остановимся на этом, гласных в моем распоряжении не так уж и много) имела обыкновение с особым шиком ронять два яйца в озеро кипящего сала, равных которому (озеру то есть) по размерам я с тех пор так и не встретил. И по нынешний день – дайте мне двойную порцию яиц на гренках, тушеную фасоль, а к ним стакан игристого «Лопуха и одуванчика», и я ваш. В Верхнем буфете заправляла миссис Алибоун, он представлял собою скорее магазинчик, торговавший сладостями, кофе, печеньем, хлебом, сыром, мороженым и прочими предметами потребления, – торговавший в кредит. Там использовалась какая-то система бланков-заказов, и, если ученик оказывался на мели, миссис Алибоун тотчас безошибочно это определяла, – я находил такую ее способность пренеприятной и свидетельствующей о дурном вкусе. Средний буфет крылся где-то в «Миддле», то есть, опять-таки, «Среднем» – одном из самых больших стадионов Англии, на котором одновременно могли разыгрываться десятки (буквально) крикетных матчей, равно как и матчей теннисных, хоккейных, регбийных и бог весть каких еще.

Итак, перед испытанием шестерки нам показывали издали пряник, а вблизи кнут. Подобно большинству малолетних мальчиков, оказавшихся в новой для них школе, я руководствовался скорее кнутом, чем пряником. Хотя, честно говоря, перспектива чаепития с Питером Паттриком пугала меня почти так же, как возможность получения порки от Пека.

Паттрик (я говорил уже, что он был атлетом? особенно хорошо давался ему теннис) решил, что лучший метод обучения состоит в том, чтобы свести меня в библиотеку Дома, взять там самый большой, какой только отыщется, том, скажем «Греческий лексикон» Лидделла и Скотта, и держать его надо мной, проверяя мои познания. Стоило мне ошибиться или запнуться, и – хрясь! – том врезался в мою черепушку. Проку от этого не было никакого, я только сильнее запутывался. Все сказанное мне я запоминал практически с первого раза, а огромный, с переплетом цвета eau de nil [154] том, висевший над моей головой, просто гипнотизировал меня и отуплял. В одну из таких минут – том вознесся ввысь, я понес какую-то чушь – дверь библиотеки отворилась и вошел мой брат. Что происходит, он понял с первого взгляда. Я завращал умоляюще наставленными на него глазами, а он произнес следующее:

154

Цвет Нила (фр.) – бледно-зеленый, похожий предположительно на цвет нильской воды.

– Так его, Питер. Если будет лентяйничать, выбей из него дурь.

Я ненавижу себя за то, что рассказываю эту историю, поскольку она дает слишком неверное представление о Роджере, едва ли не добрейшем из всех, какие известны мне, человеке, – злобности в нем меньше, чем в любимой тетушке сенегальского лемура. Однако с фактами не поспоришь, и должен отметить, что я немного обиделся на него, ничем мне не помогшего и не защитившего. Никакой злости я, конечно, не затаил, поскольку считал, что сам во всем виноват и что так оно в большой школе и делается. Нечего и говорить о том, что приготовительная школа готовит нас к школе закрытой не лучше, чем любая из них готовит нас к жизни. Изменение масштаба, внезапное падение с высоты старшинства к абсолютной ничтожности – все это если и дает какие-то уроки жизни в обществе, то стоят они меньше чем ничего. Первые дни в частной школе особенно тяжело давались тем, кто набирал в приготовительной больше всех наград, чинов и власти. Должен отметить и еще одну странность – то, что брат назвал Паттрика по имени. Такая манера считалась среди учеников второго, третьего и четвертого года клевой и взрослой.

– Здорово, Марк.

– Гай! Как дела?

Когда Марк и Гай, выйдя из школы и закончив университет, уже на третьем десятке лет поступали на службу в один и тот же банк, клевым, разумеется, оказывалось возвращение к фамилиям.

– Черт побери!! Это же Тейлор!

– Халлетт, ах ты старый ублюдок! Все это весьма загадочно и нелепо.

В итоге, с помощью Лидделла и Скотта или без оной, я набрал на испытаниях девяносто семь очков из ста, поставив рекорд Дома. Помню восторженный трепет, охвативший меня при виде слова «Великолепно!», выведенного рукой Пека рядом с моим результатом. Пек носил брюки в полоску и черный жилет шестиклассника, а с ними канотье школьного Попки, мне помнится также (если я не окончательно спятил), что еще он любил кремового цвета шелковые чулки из тех, в какие облачаются егеря. Я считал его без малого богом – чувство это только усилилось, когда я увидел его играющим в школьном спектакле Вольпоне и понял, какой он превосходный актер. Думаю, Пек был единственным превосходившим меня годами мальчиком, на которого я когда-либо западал, – если вы простите мне столь жеманный оборот. Называть это чувство обожанием или «влечением», есть еще и такое пакостное словечко, не стану – «западать», по-моему, описывает его целиком.

Я и теперь еще могу, как, наверное, всякий старый аппингемец, назвать все двенадцать Домов школы в алфавитном порядке – вот, прошу любить:

Бруклэндс

Констеблс

Фарли

Феркрофт

Холл

Хайфилд

Лодж

Лорн-Хаус

Мидхерст

Скул-Хаус

Вест-Банк

Вест-Дин

Я делаю это, чтобы показать приятно буржуазный характер названий большинства Домов. «Мидхерст», «Фарли» и мой собственный Дом, «Феркрофт», – имена их звучат так, точно они относятся к Каршалтону или Рихэмптону, [155] к виллам, выглядывающим из зарослей лавра и тени араукарий. Дома эти были больше средней пригородной виллы, поскольку им приходилось вмещать общие спальни и умывалки, рассчитанные на пятьдесят мальчиков, кабинеты, душевые, столовую и кухни плюс всякого рода хранилища и то, что агенты по продаже недвижимости именовали некогда «обычными удобствами». Следовало также предусмотреть место и для директора, «личное помещение», так это называлось, в котором он мог вести жизнь, какая уж получится, с женой и детьми. У Фроуди было двое детей и золотистый лабрадор по кличке Шутник. Не думаю, что живой, энергичной собаке часто выпадает жизнь лучше той, какую она проводит в школьном пансионе. Как бы ни злили мальчика само существование этого заведения, начальство или собственная персона, он всегда поделится с собакой едой и любовью. Подростку, изо всех сил старающемуся выглядеть взрослым, холодным и циничным, собака позволяет заливаться смехом, забавляться и кувыркаться точно так, как если бы он был нормальным ребенком.

155

Районы Большого Лондона.

Каждый Дом обладал своим характером, своей натурой, своим привкусом и атмосферой. Одни славились большим, нежели среднее, числом способных учеников, другие давали непропорциональное число хороших спортсменов. Один Дом мог иметь репутацию недисциплинированного неряхи, другой – рассадника педерастии и распутства. «Феркрофт» находился где-то посередке. Фроуди не был солдафоном, учеников он не лупцевал и не запугивал. Директором «Вест-Банка» (не требуется большого воображения, чтобы догадаться, какое прозвище носил этот Дом) был самый устрашающий господин, какого я когда-либо встречал, и, если верить слухам, подопечных своих он сек как машина… Господин этот преподавал нам латынь, а вклад, сделанный им в школьный отчет о моих успехах за один из триместров, выглядел так:

Нерадив, непоседлив, вычурен и уклончив. Разочаровал.

Характеристика почти исчерпывающая. Сам он мне пожалуй что и нравился – по крайней мере, он был человеком последовательным. Вообще, учителя, внушавшие мальчикам чувство полного, презренного ужаса, вызывали у меня скорее облегчение. Однако, если бы этот господин, Аббот, состоял в директорах моего Дома, я, наверное, сбежал бы оттуда в первую же неделю. Как-то раз, посреди урока латыни, он, рассказывавший нам о Горации, вдруг замолк. Пробудившись вследствие этого от дремоты, мы обнаружили, что он смотрит на голубя, влетевшего в открытое окно и опустившегося на подоконник. Мы начали недоуменно переглядываться. В конце концов голубь взмахнул крыльями и улетел. Аббот повернулся к классу.

– Мне платят, – объявил он, – не за то, чтобы я учил голубей.

В «Скул-Хаусе» директорствовал удивительный человек по имени Джон Ройдс, бывший некогда полковником индийской армии и состоявший в Бирме личным адъютантом Орде Уингейта. [156] Роста он был невысокого, но словно источал силу и обладал способностью внушать благоговейный трепет, что, собственно, от директора Дома и требуется. Он умел, к примеру, запахивать мантию самым устрашающим образом, а слог предпочитал телеграфный, чопорно-саркастический и лапидарный. Отведенная ему в колоннаде доска объявлений пестрела меморандумами, красиво отпечатанными на электрической пишущей машинке «Ай-Би-Эм».

156

Орде Чарльз Уингейт (1903–1944) – британский военный, во время Второй мировой войны командовавший в Бирме партизанскими отрядами, которым удавалось побеждать в боях намного превосходящие их численностью японские силы.

Касательно: Ношения значков на лацканах

Полагаю, что нет.

ДжЧР

или

Касательно: Дня рождения Ее Величества Королевы

Пришелся на нынешний день. Ура и проч. Радуйтесь без оглядки.

ДжЧР

или

Касательно: Мусора в Старой Школьной зале

Он начинает нас раздражать. Имейте в виду: мы бдим неусыпно.

ДжЧР

И прочее в том же роде. Каждое утро он выходил из своего Дома и твердой, решительной поступью, за которой крылся мучительнейший артрит, приближался к росшим в парке кустам роз, срезал одну, красную, и вставлял ее в петлицу своего угольно-серого костюма. Одно время Ройдс страдал опоясывающим лишаем, который вынудил его носить чернейшие, совершенно непроницаемые очки – в любое время и в любых обстоятельствах, в том числе и когда он обращался с речью к своим подопечным, – эти очки, сочетаясь с пасмурностью его одеяния, наделяли Ройдса зловещим обличьем Алана Бадела в «Арабеске» [157] и пугающей невозмутимостью тарантиновского гангстера avant la lettre. [158]

157

Алан Бадел (1923–1982) – английский актер. «Арабеска» (1966) – триллер американского режиссера Стенли Донена (р. 1924).

158

Здесь: работающий над своим развитием (фр.).