АВТОБИОГРАФИЯ ЙОГА
Шрифт:
Когда Санандан окончил рассказ, я подумал: «Блаженный „святой с двумя телами“ был драматичным как при жизни, так и в смерти».
Я спросил, где должен был вновь родиться Пранабананда.
– Эту доверенную мне святыню я никому не могу разглашать, – ответил Санандан. – Возможно, ты узнаешь об этом каким-нибудь другим путем.
Через несколько лет от свами Кешабананды[ 8 ] я узнал, что Пранабананда спустя несколько лет после рождения в новом теле ушел в Бадринараян, расположенный в Гималаях, и там присоединился к группе святых вокруг великого Бабаджи.
Глава 28
Каши,
– Не заходите, пожалуйста, в воду. Давайте зачерпнем ее ведрами и помоемся.
С этими словами я обратился к юным ученикам Ранчи, сопровождавшим меня в тринадцатикилометровой экскурсии к соседнему холму. Озеро перед нами было привлекательно, но во мне возникла неприязнь к нему. Окружавшая группа последовала моему примеру и погрузила в озеро ведра, но несколько ребятишек поддались соблазну прохладной воды. Едва они прыгнули в нее, как вокруг них уже извивались большие водяные змеи. Какие поднялись крики и всплески! С какой комичной живостью было покинуто озеро!
Достигнув цели путешествия, мы наслаждались завтраком на природе. Я сидел под деревом окруженный учениками. Заметив мое вдохновенное настроение, они забросали меня вопросами.
– Скажите, пожалуйста, – спросил один юноша, – всегда ли я пребуду с вами на пути отречения?
– О нет, – ответил я, – тебя насильно заберут домой, а позже ты женишься.
– Меня увезут домой только в случае моей смерти, – горячо запротестовал он, не поверив. (Но через несколько месяцев его родители прибыли в школу, чтобы забрать его, невзирая на полное слез сопротивление. Спусти несколько лет он женился.)
После того, как я ответил на множество вопросов, ко мне обратился мальчик по имени Каши. Ему было двенадцать лет, он был блестящий, всеми любимый ученик.
– Господин, – спросил он, – а какой будет моя судьба?
– Ты скоро умрешь, – ответ вырвался из уст с непреодолимой силой.
Это неожиданное открытие потрясло и глубоко опечалило меня и всех присутствующих. Молча обозвав себя жутким ребенком, я отказался отвечать на дальнейшие вопросы.
По возвращении в школу Каши пришел в мою комнату.
– Если я умру, не найдете ли вы меня, когда я буду рожден вновь и не направите ли снова на духовный путь? – рыдал он.
Я вынужден был отказаться от этой трудной оккультной ответственности. Но Каши несколько недель упорно осаждал меня. Видя, что он расстроен до предела, я наконец утешил его.
– Да, – пообещал я. – Если поможет Небесный Отец, я постараюсь найти тебя.
В летние каникулы я отправился в краткосрочную поездку. Сожалея, что не могу взять с собой Каши, я позвал его перед дорогой в свою комнату и тщательно наказал ему оставаться в духовных вибрациях школы, невзирая ни на какие уговоры. Я как-то чувствовал, что если он не поедет домой, надвигающееся бедствие пройдет стороной.
Едва я уехал, как в Ранчи прибыл отец Каши. Пятнадцать дней он пытался сломить волю сына, убеждая, что если Каши поедет в Калькутту всего на четыре дня повидаться с матерью, то потом сможет вернуться. Каши упорно отказывался. Наконец отец заявил, что заберет мальчика насильно с помощью полиции. Эта угроза обеспокоила Каши, не желавшего быть причиной какой бы то ни было неприятности для школы. У него не оставалось никакого иного выхода, кроме поездки.
Несколькими днями позже, вернувшись в Ранчи и узнав, что Каши увезли, я тут же сел в поезд на Калькутту. Там я нанял кеб, запряженный лошадью. Когда экипаж проехал Ховрский мост через Гагн, к своему изумлению, я встретил отца Каши и прочих родственников в траурных одеждах. Крикнув возничему, чтобы он остановился, я соскочил и свирепо взглянул на несчастного отца.
– Господин убийца! – воскликнул я довольно безрассудно. – Вы убили моего мальчика!
Отец уже понял, что совершил ошибку, насильно доставив Каши в Калькутту. В те несколько дней, что мальчик пробыл там, он поел зажаренной пищи, заболел холерой и умер.
Моя любовь к Каши и обещание найти его после смерти днем и ночью преследовали меня. Где бы я ни был, лицо его вырисовывалось передо мной. Я искал его, как давным-давно разыскивал утраченную мать.
Чувствуя, что поскольку Бог дал мне способность разума, я должен воспользоваться им и до предела напрячь силы для того, чтобы открыть тонкие законы, благодаря которым я смогу узнать астральное нахождение мальчика. Я понимал, что он был душой, вибрирующей неосуществившимися желаниями, – световой массой в астральных сферах, плавающей где-то среди миллионов светящихся душ. Как мне настроиться на него среди такого множества вибраций световых масс других душ?
Пользуясь секретной йоговской техникой, я передал свою любовь душе Каши через внутренний «микрофон», расположенный в центре духовного ока[ 1 ]. С антенной из поднятых кистей и пальцев я часто поворачивался в разных направлениях, пытаясь определить место, в котором он вновь родился в зародыше, и надеясь получить ответ в настроенное концентрацией радио моего сердца. Я интуитивно чувствовал, что Каши скоро вернется на Землю и что, если я буду беспрестанно передавать призыв, его душа ответит. Я знал, что легчайший импульс, посланный Каши, почувствуется в моих пальцах, кистях и других частях рук, позвоночнике и нервах.
С неослабевающим рвением в течение почти шести месяцев после смерти Каши я неизменно практиковал этот йоговский метод. Однажды утром, гуляя с несколькими друзьями по переполненной народом Бамбазарской части Калькутты, подняв руки на обычный манер, я впервые получил ответ, с внутренним трепетом обнаружив электрические импульсы, тонкой струйкой текущие по пальцам и ладоням. Эти токи переводились в одну непрерывную мысль из глубокого укромного места: «Я Каши, идите ко мне!»
Мысль эта сделалась почти слышимой, когда я сосредоточился на сердечном радио. Вновь и вновь слышимый мною призывный шепот Каши имел характерный, слегка хрипловатый тембр[ 2 ]. Схватив за руку Прокаш Даса, одного из моих спутников, я радостно сказал ему:
– Кажется, я определил местонахождение Каши!
Я стал вертеться вокруг, к явному веселью друзей и толпы прохожих. Электрические импульсы покалывали в пальцах лишь тогда, когда я обращался лицом к соседней улочке, удачно именуемой Змеиной, и пропадали, когда я поворачивался в других направлениях.