Автобиография
Шрифт:
Макс сказал, что все понял. Управляющий повеселел и заверил нас, что путешествие будет чудесным.
— Давайте подумаем — вы хотите до Каспийского моря ехать на машине? Да? Это восхитительная поездка: сначала в Решт, из Решта — в Баку на пароходе, на русском пароходе. О нем я совсем ничего не знаю, но люди ездили на нем, да, ездили.
По его тону можно было предположить, что люди, плававшие на этом пароходе, бесследно исчезли и об их дальнейшей судьбе никому ничего не известно.
— Вам придется везти с собой не только деньги, но и еду, я не знаю, можно ли в России
Мы перешли к обсуждению проблемы гостиниц и некоторых других проблем, и все оказывалось неимоверно сложным.
Тем временем появился еще один джентльмен в красно-коричневом костюме, моложе мистера Ибрагима, этого звали мистер Магомет. Мистер Магомет принес еще несколько бланков, которые Макс подписал, и попросил мелочь на приобретение необходимых марок. Был вызван очередной посыльный, его отправили на базар менять деньги.
Снова явился мистер Ибрагим. Он передал нам требуемую сумму в купюрах большого достоинства вместо купюр малого достоинства, которые мы просили.
— О да, но это очень трудно, — печально оправдывался он, — действительно очень трудно. Иногда у нас имеются в наличии купюры одного достоинства, иногда — другого. Вам еще повезло — или не повезло, — что вы получили эти.
Пришлось признать факт невезения.
Управляющий попытался подсластить пилюлю, снова послав за кофе, затем, обернувшись к нам, сказал:
— Лучше всего в Россию взять все деньги в туманах. Туманы в Персии запрещены, но это единственное, на что здесь можно жить, ибо ничего, кроме туманов, у вас на базаре не возьмут.
Еще один мармидонянин был послан на базар менять значительную часть только что полученных нами денег на туманы. Туманы оказались чрезвычайно тяжелыми монетами из чистого серебра.
— А с паспортом у вас все в порядке? — поинтересовался управляющий.
— Да.
— Он действителен для Советского Союза?
Мы ответили утвердительно — он действителен для всех стран Европы, включая Советский Союз.
— Ну, тогда хорошо. Визу, безусловно, будет нетрудно получить. Итак, решено? Вам нужно нанять машину — это помогут сделать в отеле — и взять с собой еды дня на три-четыре. Поездка из Баку в Батум занимает несколько дней.
Макс сказал, что хотел бы сделать остановку в Тифлисе.
— О, об этом спросите, когда будете получать визу. Не думаю, чтобы это было возможно.
Макс огорчился, однако пришлось смириться. Поблагодарив управляющего, мы откланялись. Наш визит продолжался два с половиной часа.
Еда в отеле была несколько однообразной. Что бы мы ни заказывали, что бы ни просили, официант всегда говорил: «Сегодня очень хорошая икра — очень хорошая, очень свежая». Мы охотно заказывали икру, она была смехотворно дешева — сколько бы нам ее ни приносили, это неизменно стоило всего пять шиллингов. Но иногда мы все же пытались отказаться от икры, скажем, на завтрак — утром икры почему-то не хочется.
— Что у вас на завтрак? — спрашивала я.
— Икра — tres frais.
— Нет, икры я не хочу, принесите, пожалуйста, что-нибудь другое. Яйца? Бекон?
— Больше
— Совсем ничего? Даже яиц?
— Икра, tres frais, — твердо стоял на своем официант.
Нам приносили немного икры и очень много хлеба. Другое блюдо, которое, помимо икры, нам предлагали на обед, — нечто под названием «La Tourte», представлявшее собой большой и слишком сладкий пирог с джемом, тяжелый, но с приятным ароматом.
Пришлось консультироваться с нашим официантом относительно того, какую еду брать в Россию. В основном официант рекомендовал, разумеется, икру — мы смирились с двумя невероятных размеров банками. Официант посоветовал также захватить шесть жареных уток. Плюс к этому мы везли с собой хлеб, коробку печенья, несколько банок джема и фунт чая — «для паровоза», как объяснил официант. Мы не совсем поняли, зачем паровозу чай. Быть может, он хотел сказать, что в России принято, чтобы пассажиры угощали чашкой чая машиниста? Как бы то ни было, мы прихватили чай и кофе.
В тот вечер после ужина мы разговорились с молодой французской парой. На француза произвела большое впечатление наша предполагаемая поездка — он с ужасом качал головой: «C'est impossible! Impossible pour Madame! Ce bateau, le bateau de Recht a Baku, ce bateau russe, c'est infect. Infect, Madame».
Замечательный язык! Это французское «infect» было преисполнено такого отвращения к мерзости, творившейся на пароходе, что я готова была отказаться от поездки.
— Вы не должны везти туда мадам, — настаивал француз.
Но «мадам» не дрогнула.
— Думаю, этот пароход вовсе не так «infect», как он говорит, — сказала я Максу позднее. — Во всяком случае, у нас полно присыпки от клопов и прочих насекомых.
В назначенный срок, получив необходимые документы в российском консульстве, ни за что не пожелавшем разрешить нам посещение Тифлиса, мы двинулись, нагруженные множеством туманов. Нам удалось нанять хорошую машину.
Путешествие к Каспию действительно было восхитительным. Сначала мы карабкались вверх по голым скалистым холмам. А перевалив через высшую точку и спустившись вниз, оказались в совершенно другом мире — в Реште была теплая, мягкая погода и шел дождь.
Когда нас вели на infect русский пароход, мы немного нервничали. Но взойдя на борт, обнаружили такое разительное отличие от Персии и Ирака, какое трудно себе представить. Во-первых, на пароходе было безупречно чисто, как в больнице, как в настоящей больнице. В каютах стояли высокие железные кровати, на них лежали жесткие соломенные тюфяки, покрытые чистыми простынями из грубой хлопковой ткани; в каждой каюте был простой жестяной кувшин и таз. Члены корабельной команды напоминали роботов — все под два метра ростом, светловолосые, с безразличным выражением лиц. Они обращались с нами вежливо, но так, словно на самом деле нас там не было. Мы с Максом чувствовали себя точно так же, как самоубийцы из пьесы «Уходящие в плаванье» — муж и жена, словно призраки, кружащие по кораблю. С нами никто не разговаривал, никто на нас не смотрел и вообще не обращал ни малейшего внимания.