Автоматная баллада
Шрифт:
– В любом случае, – продолжил Старик, – я невероятно счастлив, что мне выпала честь исправить эту несправедливость. Сейчас же… – улыбнувшись, он отступил на шаг, – приглашаю вас почтить своим присутствием жилище скромного отшельника.
За спиной Тайны негромко фыркнул Вик.
– Ты б еще сказал: «приют убогого чухонца».
– Я не настолько хорошо знаком с собственной родословной…
Он был дома.
Для Швейцарца это
Для него дом был в первую очередь местом, где он мог быть самим собой. Здесь не нужно было вслушиваться в каждый звук – хоть он и продолжал делать это, слишком уж глубоко въелась в кровь и кости привычка. Здесь не требовалось всегда иметь оружие не дальше вытянутой руки. А еще…
…здесь были книги, которые он любил…
…и, главное, именно здесь жил человек, перед которым ему не было ни малейшей нужды изображать из себя Черного Охотника – потому что этот человек знал Швейцарца даже лучше, чем он сам.
До недавнего времени – единственный такой человек. Сейчас, правда, это могло уже быть не совсем так.
Комната была наполнена звуками. Свист резца, обрезающего дульца, смешивался с низким гудением развертки и звоном готовых под снаряжение гильз, сбрасываемых со стола в коробку.
– Не понимаю, – ворчливо произнес Старик. – Зачем тебе такой большой запас «парок»? Сколько ты настрелял за свое последнее турне? Двадцать? Тридцать?
– Двадцать три.
– Так для чего нужна еще сотня?
– Тебе, – ехидно спросил Швейцарец, – жалко тэтэшных гильз или макаровских пуль?
– Мне хотелось бы получить ответ! – резко отозвался Старик.
– Пожалуйста. Я считаю, что мне в этот раз потребуется больший запас патронов калибра «девять пара», потому что у меня могут возникнуть трудности с его пополнением. Кстати, Громыхалу и Красотку я оставляю, возьму только карабин.
– Мне хотелось бы получить более развернутый ответ!
– Хорошо… за обедом – устроит?
– После обеда.
– Абгемахт!
Швейцарец поднес к глазам очередную развальцованую гильзу, прищурился…
– Дульца кто шлифовать будет?
– Кому нужно, тот и будет.
«Старик определенно не в духе – подумал Швейцарец, – раз отказывается от своего, как мне до сих пор казалось, почти самого любимого занятия.
А не в духе он потому, что ему чертовски любопытно узнать, что же я задумал. И он даже не считает нужным особо скрывать свое нетерпение. Или – не может?
Старик – не может? Старик – торопится? Что-то в этих словах глубоко не так…
…хотя, черт возьми, сколько лет человек из плоти и крови может притворяться – успешно, заметим, – закованным в сверкающие латы рыцарем без нервов? Ну, соответственно, без страха, упрека, наследства и всего остального, чего должен быть лишен каждый настоящий рыцарь. Теперь-то я и сам знаю, чего это стоит – держать роль!
И, может, теперь хотя бы я могу сказать себе, что некий человек – далеко не мальчишка – попросту жутко соскучился по другому человеку… который для него, наверное, так навсегда и останется мальчишкой. Его мальчишкой.
Да ты посмотри на него, олух, разуй глаза – он же сдал за последние годы, здорово. Вспомни…»
– Кстати… – медленно заговорил Швейцарец, – ты так ни разу и не сказал мне, откуда взялись эти «210-е»? Все-таки гравировка золотом и резьба по кости – немного не твой профиль, да и навряд ли бы ты стал разукрашивать собственные стволы в столь пижонском стиле. Или это снова одна из твоих любимых страшных военных… – он едва не сказал «тайн», но в последний момент заменил на другое слово: – секретов?
– Так и не сказал? – удивленно переспросил Старик. – Забавно… нет, страшного и военного в этом ничего нет… теперь уже. Это был подарок от фирмы.
– От фирмы SIG?
– А ты думаешь, «Р210» мне могли поднести от «Хеклера» или «Штайра»? – насмешливо улыбнувшись, Старик на миг стал очень похож на прежнего себя.
– Нет, но… мало ли какая фирма может сделать такой подарок. Вдруг ты курировал закупку тракторов или пылесосов.
– Вот чем не торговал ни разу, так это пылесосами, – отозвался Старик. – Тракторами, да, приходилось… правда, трактора эти были, как бы помягче сказать…
– С лемехом плуга калибра сто мы-мы? – предположил Швейцарец.
– Это уже от марки трактора зависело. Нет, эти позолоченные игрушки преподнесли мне именно зиговцы… за посредничество в одной небольшой, но весьма прибыльной для них сделке.
– Я раньше, – задумчиво сказал Швейцарец, – все удивлялся, что ты мне их так легко отдал.
– А мне они как-то не легли, – спокойно отозвался Старик. – И потом, ты же знаешь – я хоть и специализировался по большей части на Европе, но в душу мне запал именно американский стрелковый стиль. Сорок пятый – это любовь навсегда.
– В ногу он тебе запал, – хмыкнул Швейцарец. – И в плечо… левое. Плечо – это ведь Сальвадор был?
– Сальвадор, – кивнул Старик. – Вот потому, в общем, и запал, что попади тот олух не в левое, а в правое плечо, лежал бы я сейчас под пальмой… хотя, если крепко подумать, сейчас бы, наверное, уже под водорослями.
Он встал, неторопливо потянулся, со вкусом хрустнув напоследок пальцами…
– Готово.
– Быстро ты управился…
– Практика, сынок, практика… великая вещь!