Автономка
Шрифт:
– Слушаю вас, товарищ подполковник.
– Василий Иванович, не оторвал от важных дел?
– Оторвали, но это не страшно. У вас что-то срочное?
– Да. Я так подозреваю, что вы сейчас дома?
Василий Иванович не ответил и ждал продолжения.
– Алло.
– Да-да, я слушаю вас.
– Мне из Москвы позвонили. Фотографии, что мы им переслали – там сильные блики по лезвию, и невозможно рассмотреть рисунок. А рисунок этот, судя по всему, имеет какое-то значение. Вы не можете поискать другие фотографии? Может быть, что-то есть у вас в запасе?
– У меня точно нет. Но я вывез архив отца. Еще не разбирал. Я посмотрю там.
– Буду очень вам признателен. А вспомнить вы еще не пытались?
– К сожалению,
– Но вы все же попытайтесь.
– Я попытаюсь…
– А что у вас за тревога сегодня объявлялась? Что-то случилось?
– Это вопрос не ко мне – к командованию, товарищ подполковник…
– Ладно. Тогда до завтра.
На этом разговор закончился.
– И что ему нужно, чем Михаил Афанасьевич недоволен? – поинтересовался Совкунов. – Тревоги испугался?
– Недоволен качеством предоставленных материалов. На снимке клинка сильный блик на лезвии. Изображение разобрать невозможно. Просит поискать другие снимки.
– Переживет, – категорично решил капитан Твердовский.
– Да, лучше ему обойтись без других материалов, – почесав подбородок, согласился подполковник. – Я не знаю, зачем ему это нужно, тем не менее, не всегда считаю жадность отвратительным качеством человека. Итак, я продолжаю… Мы определили, что Елизаров прибыл к нам только для того, чтобы выудить у Василия Ивановича все возможные данные о клинке. И добыть фотографии, о существовании которых он, возможно, что-то знал. А первоначальные намеки на использование в «автономке» – это лишь прикрытие основной задачи. Но командир бригады у нас человек по натуре простой и прямой и спросил в соответствии со своим характером: а что, если старший лейтенант Арцыбашев отказался бы съездить на допрос в следственный комитет или в ФСБ и ответить на все те же вопросы? Я подумал и согласился, что в нормальной обстановке Василия Ивановича в самом деле должны были бы вызвать на допрос. И ответить на все вопросы следствия чистосердечно и наиболее подробно – в его же интересах. Он сам захотел бы помочь следствию. Зачем такая хитрость со стороны подполковника Елизарова? Кто даст мне ответ, который там же, рядом плавает?
– Значит, Василия Ивановича все же собираются использовать. И «автономка» состоится, – сделал вывод Дмитрий Евгеньевич.
– Не состоится «автономка», – строго сказал Валерий Валерьевич. – Я забыл вам сказать. Еще перед сеансом гипноза Елизаров мне звонил и предупредил, чтобы не готовились. Его руководство отказалось от этой мысли, и все уговоры Михаила Афанасьевича оказались бесполезными. Значит, от этого варианта они отказались. Есть еще варианты?
– Есть, – сказал сам Василий Иванович. – Они собираются запустить меня в «автономку», но без собственного участия. Попытаются подбить меня на самостоятельные действия, на кровную месть, еще на что-то подобное… И, по всей вероятности, одновременно «подставить» или впоследствии «сдать». «Сдать» не нашим властям, а властям другого государства, где будет находиться объект моей мстительности. Офицер спецназа ГРУ убивает предположительно миллиардера, на которого меня натравливают, за пределами границ собственной страны. Скандал международного уровня. Драку заказывали? Получите счет…
– Все верно, Василий Иванович. И я рад, что ты сам сумел просчитать ситуацию правильно. Следовательно, понимаешь, что раз так все складывается, ты никак не имеешь права вмешиваться. От тебя только этого и ждут и готовы тобой пожертвовать, чтобы свалить на спецназ ГРУ кучу грехов. Там, куда тебя направят, возможно, и без тебя куча спецов объявится и наворочают такую гору трупов, что… А виновным будешь ты даже в том случае, если ни разу не выстрелишь, понимаешь?
– Понимаю, товарищ подполковник. Разрешите идти отдыхать?
– Правильно понимаешь, Василий Иванович. Отдыхай.
Дома,
– Отставить все активные действия, товарищ старший лейтенант! Быстро умываться, раздеваться и под одеяло. Никаких возражений не принимаю.
Василий Иванович сам понимал, что жена права. После психотерапевтического сеанса он все еще чувствовал вялость, да и нервная нагрузка трех дней, связанных с похоронами, еще не прошла.
– Что хоть тебя заставляли вспоминать? – спросила Людмила, интуитивно отыскивая причины дополнительной нагрузки на нервную систему.
– Слова отца, связанные с саблей.
– Ну вот. Надежда Павловна хотя бы могла сообразить. У тебя после похорон стрессовое состояние. Подсознание знает, что генерал Арцыбашев убит, а тебя заставляют видеть отца живым и здоровым. Они тебя изнутри взорвать хотят… Без разговоров – под одеяло! Это я тебе как специалист говорю.
Усталость взяла свое, и Василий провалился в глубокий сон. Когда проснулся, сначала и не понял отчего. Только потом сообразил, что в кармане оставленной на вешалке камуфлированной куртки звонит трубка.
Монитор трубки светился. Взгляд сначала упал на часы и только потом на номер звонившего. Было без пятнадцати пять. Еще не утро, но уже и не ночь. А звонил начальник штаба бригады подполковник Совкунов.
– Слушаю, товарищ подполковник.
– Извини, что разбудил. Меня самого час назад подняли. Шифротелеграмма из Москвы. Срочная. Требуют как можно быстрее прислать подробный отчет о твоих злоключениях и обо всем, чем интересовался подполковник Елизаров. Короче, все материалы вчерашнего дня, касающиеся тебя. У меня есть запись твоего разговора с Елизаровым и запись психотерапевтического, назовем его так, сеанса. И еще в компьютере экземпляр фотографий сабли и ножен. Все остальное у тебя. Потому попрошу умыться и больше не ложиться. Можешь в штаб прийти, можешь на домашнем компьютере набрать подробный рапорт и принести. Много времени это не займет.
– Понял, товарищ подполковник. Сделаю. На домашнем компьютере.
– Все. Жду в штабе. Работай.
То, что сначала показалось простым, в действительности заняло почти час раздумий перед клавиатурой, с которой старший лейтенант Арцыбашев не очень-то и дружил, и пришлось приложить много усилий, чтобы напечатать неполную страничку текста. Текст этот был по-военному краток, то есть это был не отчет, а обычный рапорт, какие старшему лейтенанту приходилось писать нередко. Закончив работу, он перебросил документ по внутренней сети, объединяющей и домашние компьютеры офицеров, на штабной сервер в папку начальника штаба. Никто посторонний, не зная пароля, прочитать документы в этой папке не мог, но в принципе рапорт не носил предупреждения о режиме секретности и потому перебрасывался с компьютера на компьютер в открытом виде.
Только после этого, глянув на часы, Арцыбашев позвонил подполковнику Совкунову, чтобы сообщить о выполнении задания.
– Поскольку поднял я тебя ночью…
– Уже не ночью, товарищ подполковник, уже утром.
– Так вот, можешь до обеда отдыхать. После обеда, как только в роту заглянешь, пожалуй ко мне.
– Понял, товарищ подполковник. Сразу после обеда буду у вас… Хотя, в принципе, я уже выспался…
– Мне жена посоветовала предоставить тебе дополнительное время для отдыха после вчерашнего сеанса психотерапии. Говорит, такой глубокий и продолжительный сеанс сильно утомляет нервную систему. Тебе же еще, грубо говоря, «на старые дрожжи досталось». Потому даю время для отдыха, чтобы потом видеть тебя в наилучшей форме. Много не пей. Отбой, товарищ старший лейтенант.