Автономка
Шрифт:
Приблизившись, человек протянул для приветствия широченную, как лопата, руку. И сразу начал деловым тоном хозяина:
– Здравствуй, сынок. Мне уже звонили, что ты приедешь. Дом я протопил, жить там теперь можно. В одном углу мох «подбил», там слегка продувало. Остальные стены еще держатся. Не промерзнешь. Я со свечкой проверял, откуда дуть может. Только с пола слегка, да и то не везде. Я свои половички принес, застелил, чтоб прикрыть. Дровишек на неделю хватит. Если что, я подброшу.
– Меня Василий зовут, – с улыбкой представился
– Василий, стало быть, Иванович. Знавал я твоего отца, но не близко. Я – Петро Никифорович Охамело, полковник милиции в отставке. Фамилии моей не дивись, фамилия у меня уникальная, и я ей горжусь. Фамилий много в мире разных, и все так или иначе в разных языках повторяются, а вот Охамело больше нигде не встречал. С Запорожской Сечи идет. Ну да проезжай во двор. Я все расчистил, можно заехать. Сейчас ворота открою…
Снег был расчищен аккуратно и словно бы даже утоптан. Сосед в дом заходить не стал – не хотел быть назойливым. Однако предупредил:
– Что понадобится, заходи. На столе под клеенкой бумажка. Там мой номер. Можешь и позвонить, я сам прибегу. Я на подъем легкий. Дрова в дровянике, спички и береста на печке…
И ушел. А Василий, прежде чем войти в дом, обошел его вокруг. Сработала привычка военного разведчика. И только осмотрев весь двор вместе с сараями, поднялся на крыльцо, распахнул дверь и шагнул сначала в маленький пристрой, служащий, видимо, прихожей или, если говорить деревенской терминологией, сенями. Дальше дверь вела уже в жилое помещение.
Дом был небольшой, рубленый, из тех, что зовутся строителями «шесть на шесть», то есть шесть метров в длину и шесть метров в ширину – общепринятая в русских домах длина бревна. Почти посреди дома – большая русская печка, между печкой и одной из стен – дощатая перегородка, а с другой стороны даже перегородки не было, только на шнуре висела старенькая, вся протертая временем занавеска. Сразу за порогом находилась кухня. Здесь и электрическая плита была, и в самой печи можно было, наверное, что-то приготовить. Василий Иванович прошел дальше, за занавеску, в единственную комнату, имеющую много окон, а из мебели – только диван, стол, пару скамей и сундук. В углу был прибит деревянный, с затейливой резьбой иконостас, но икон на нем не было.
Дом был протоплен, и печь еще держала тепло. Наверное, и вечером топить не потребуется. Осмотревшись и привыкнув к запаху помещения, в котором давно уже жили только мыши, Василий стал проводить ревизию, чтобы определить необходимость в минимальных бытовых покупках. Закончив, решил позвонить Самойлову. Но до этого выполнил необходимую, как ему казалось, процедуру – воспользовался шифрованной связью. Вышел из дома, сел в машину и без труда справился с «бортовым компьютером». Доложил с пометкой «срочно», что через пять минут выходит на контакт с Самойловым, и просил проконтролировать все разговоры гэбиста после его звонка. Монитор выдал
Конечно, трубку отставного полковника КГБ и без того прослушивали постоянно. Тем не менее, чувствуя важность момента, Василий Иванович решил предупредить дополнительно.
После этого, подождав пять минут, старший лейтенант решил звонить. Связь в деревне была вполне устойчивой, хотя по дороге и поблизости от Заборья не было видно обычной для современного сельского пейзажа вышки. Отставной полковник ответил сразу, и слышно его было хорошо.
– День добрый, Иван Александрович, – поприветствовал Арцыбашев-младший предполагаемого убийцу своего отца.
– Здравствуйте, Василий Иванович. Рад слышать вас.
Судя по голосу, он был действительно рад, что наметившаяся связь не прервалась.
– Как у нас обстоят дела?
– К сожалению, я не успел пока ничего выяснить относительно гонорара, но приготовил для вас пару адресов издательств, которые могли бы заинтересоваться монографией Ивана Васильевича. Вы когда у нас в городе будете?
– Я сегодня там ночевал, в отцовской квартире… Но мне там сложно. Душевно тяжело. Потому с утра в деревню уехал.
– В деревню? – не понял Иван Александрович.
– У отца домик в деревне был. Теперь тоже мое наследство. Я с ним сюда только один раз и наведывался. Сейчас вот решил, что здесь мне спокойнее будет.
– А какая деревня? – Вопрос прозвучал чрезвычайно заинтересованно.
– Недалеко от города.
– А называется как?
– Я здесь никого принимать не собираюсь и потому так ее и называю – «деревня недалеко от города». С кем будет необходимость встретиться, я в городе встречусь. Хотел вот сегодня к вам заглянуть.
– Буду рад. И сразу обращусь к вам с просьбой. Я понимаю, что вы хотите самостоятельно выходить на редакции. Это ваше право. Но хотя бы почитать монографию вы мне позволите? Поймите заядлого коллекционера… Душа горит и просит. Просто требует.
– Да разве ж мне жалко! – Василий не стал требовать гонорар за прочтение.
– Тогда милости прошу ко мне. Адрес запишите…
– Говорите, я запомню.
Самойлов продиктовал адрес. Этот район Арцыбашев знал.
– Во сколько прибудете? – поинтересовался отставной полковник.
– Часа, думаю, через три-четыре, если вы разрешите. Мне еще необходимо кое-какие хозяйственные покупки сделать. Деревенский дом совсем пустой. Там никто постоянно не жил. А папа, когда приезжал, даже посуду с собой привозил…
– Я буду вас ждать.
Голос отставного полковника звучал слегка обиженно, словно его сильно задел тот факт, что старший лейтенант не пожелал назвать деревню.
– Еще один вопрос, Иван Александрович. Как к коллекционеру. Скажите, сабля, та самая, что украдена у отца, без ножен имеет ценность? И ножны без сабли, сами по себе, ценность имеют? Я понимаю, конечно, что вместе они – это полный комплект. А по отдельности?