Авторитет
Шрифт:
– Нет. Охрану я в автосервис отпустил, – ответил Влад. – Фрол сказал, масло и фильтры на джипах пора менять. Отбегали. А броневичок мой… он здесь, на стоянке. Только новый. Вчера вечером получил.
– Бумер, серебристый такой? – вспомнила секретарша.
– Да, он, – подтвердил Невский. – Хорошая лошадка. Шустрая, удобная. Со спутниковой навигацией. Но вот борткомпьютер пришлось… того, отключить вообще. Достал он меня, пока до города ехали. Постоянно болтает, твердит, что мы должны выбрать более безопасный участок дороги. А у самого въезда в Питер, у знака, ямища огромная. Не объехать. Нас там тряхнуло слегка, так этот кретин двигатель вырубил, включил аварийку и сообщает: «Вы съехали с дороги». Представляешь?
– Цивилизация, – улыбнулась Алла. – Для них такие дороги, как наше Выборгское шоссе – это отсутствие дороги вообще. Вот и глючит.
– Это еще не самое смешное, – фыркнул Рэмбо. – Он ведь, компьютер этот, только по-английски и по-немецки голосовые команды понимает. Я приказываю ему вновь запустить все системы, а он мне снова бухтит насчет безопасности. Короче, я не выдержал и говорю: «Suck my dick!» Ну, то есть, отсоси… и все такое.
– Переводить не нужно. Плиз. Я знаю инглиш получше некоторых, – Алла легонько ущипнула лежащего без штанов Влада за ягодицу.
– Ладно, ладно, – отмахнулся Невский. – Ты дальше слушай! Этот электронный урод мне знаешь, что ответил? «This option temporaly unavailable»! Прикинь?! Эта операция временно недоступна!!! Вот я и думаю, может, я слишком поторопился свой старый броневичок на новый махнуть? – Влад лукаво глянул на лежащую рядом секретаршу. – Может, стоило подождать годик-другой, пока башковитые баварцы и эту опцию в тачку-люкс забабахают? Как думаешь, малыш?
– Извращенец, – Алла чмокнула Рэмбо в щеку. Встала с дивана и принялась одеваться, нарочито принимая соблазнительные позы и медленно натягивая кружевные трусики на аппетитную попку. – Хотя, знаешь, пусть попробуют. А я посмеюсь. Все равно, эта веселая на первый взгляд опция не найдет большого спроса.
– Это еще почему? А по-моему, очень даже найдет! Ха!
– Потому, милый. Резиновую куклу тоже можно трахать. Но ни одна искусственная игрушка, даже смазанная лубригелем, не сможет заменить живую женщину. И у ж тем более не сможет сделать настоящий минет.
– Сделать так же хорошо, как ты? – Рэмбо хитро прищурился и недвусмысленно поманил указательным пальцем Аллу.
– Тем более – так, как умею я! – отскочив на шаг, отрицательно мотнув головой и гордо задрав носик, сказала секретарша. – Хватит разврата, мой господин. Может, вы не слышите, но телефону меня на столе скоро взорвется. Не знаю, как тебя, но меня эти соловьиные трели нисколечко не возбуждают. Наоборот. Так что пора завязывать, приводить себя в порядок и включаться в трудовые будни. Тайм из мани.
– Вот за что я тебя люблю, так это за непредсказуемость и умение быть разной, – расхохотался Невский. – То скромная и невинная, как примерная смольная институтка из рода Растопчиных, а то ругаешься, как пьяная лярва со Староневского. Но, как ни странно, меня это ничуть не коробит. Я тебе даже больше скажу. Раз пошла такая пьянка, открою страшную мужскую тайну. Пай-девочек мужики действительно любят, но больше разумом и ушами, чем членом. Настоящая темпераментная женщина должна обязательно быть немного сучкой. В меру развязной в манерах, в меру дрянной. Но именно в меру. Понимаешь, о чем я, солнце? А жаркий мат во время секса, сударыня, мужчин, как правило, о-очень возбуждает. Вы не замечали?
– Замечали. Кончай валять дурака, Владик. Одевайся, – вздохнула Алла, снова нацепив маску строгого секретаря. Глянула на большие антикварные часы с маятником. – Через две минуты у тебя встреча с этим карманным фашистом, Карташовым. Он наверняка уже сверкает своей лысиной в приемной. Влад, умоляю. Не ломай комедию, проехали. Уже не смешно. В конце концов, почему я тебя уговаривать должна? Кому это нужно? Кто из нас босс, м-м?
– Все, все, все! – бывший бандит, а ныне – преуспевающий глава холдинга «НВК-система» поднял валяющиеся на ковре брюки и принялся торопливо одеваться. – Слово секретаря – закон для любого настоящего начальника. Как ты говорила: «На то и щука, чтобы карась не дремал»? Вот-вот.
– Только крестик в стол спрячь. И помаду с шеи смыть не забудь, карасик мой зубастый, – улыбнувшись, предупредила Аллочка, кивнув на офисный шкаф в дальнем углу просторного кабинета. За ним, легко отходящим в сторону, невидимая для посторонних, находилась дверь, за которой, в свою очередь, располагался персональный санузел, включающий не только раковину и «каменный цветок», но даже душевую кабинку. Как шутил по этому поводу Влад, не стоимость ремонта, мебели и висящих на стенах в офисе картин, а именно наличие персонального ватерклозета в двух шагах от рабочего места босса является истинным показателем крутости. Правда, Рэмбо честно признавался, что авторство этой крылатой и отнюдь не бесспорной фразы принадлежит не ему. Он вычитал ее в толстом деловом журнале, в статье про одного из величайших олигархов прошлого. Когда-то так сказал не кто-нибудь, а сам великий барон Ротшильд. А старик, как известно историкам от бизнеса, был скуп на сантименты и слов на ветер не бросал.
Глава 2
АКТРИСА И КИЛЛЕР
Публика бесновалась, забрасывая сцену театра букетами цветов, громко аплодируя и выкрикивая «браво!». Мужчины, находясь под впечатлением откровенного эротического финала, сдержанно улыбались, особо сентиментальные женщины утирали влажные глаза носовыми платочками. Артисты, занятые в спектакле – новой скандальной постановке по очередному роману находящейся в зените славы американской писательницы Анны-Джессики Ли – взявшись за руки, несколько раз подходили к самому краю подмостков и, отвесив зрителям поклон, словно накатившая на пляж морская волна, неспешно отплывали назад. Занавес дважды опускался и дважды поднимался вновь, а зрители, в порыве признательности все до единого повстававшие со своих мест, все никак не хотели отпускать любимых артистов, среди которых, вне всякого сомнения, наиболее сильные овации заслужила исполнительница главной роли, любимица петербургской публики юная Вера Лиховцева. В очередной раз, будучи не в силах удержать в руках подаренные ей горы цветов, она отходила к декорациям, опускала их на стоящую в углу сцены кровать и снова возвращалась к краю сцены, благодарно принимая поздравления и букеты от столпившихся на ступенях поклонников и просто почитателей ее таланта.
Подождав, когда увешанная сверкающими бриллиантами, пожилая пышнотелая дама вручит уже заметно уставшей от чествования Вере свой веник из завернутых в прозрачный целлофан трех алых роз, Рублевский поднялся по ступенькам на сцену и поставил у ног звезды большую корзину с бело-голубыми орхидеями и, припав губами к протянутой теплой руке, тихо произнес:
– Спасибо, это было великолепно. Вы – моя самая любимая актриса. Я счастлив, что могу снова видеть вас…
Выпрямившись, он продолжал держать руку Веры в своей руке и молча, с улыбкой смотрел в ее чистые голубые глаза, наблюдая, как стремительно меняется выражение ее красивого лица по мере того, как она его узнает. За какую-то долю секунды на лице актрисы поочередно отразилась вся гамма человеческих чувств и эмоций – от мгновенного испуга до с трудом сдерживаемых слез, навернувшихся на глаза, при виде воскресшего из небытия любимого мужчины.
Они не виделись больше года, с того самого дня, солнечного, но прохладного, когда случайный попутчик известной актрисы по двухместному СВ фирменного поезда «Красная стрела» Сергей позвонил ей домой и пригласил на свидание. Потом они как-то случайно забрели на пустынное лютеранское кладбище на окраине города, где впервые за многие годы из глубины мечущейся души Рублевского прорвались опасные для него самого и Веры откровения. А потом была выпитая прямо на могильной плите капитана Люндеквиста бутылка молдавского коньяка с конфетами, долгие разговоры двух нашедших друг друга в огромном мире людей, чудесный ужин при свечах в крохотном загородном ресторанчике недалеко от Финского залива, и, как завершение сказки, – восхитительная ночь любви, длившаяся, казалось, бесконечно. Когда наступило утро он, впервые за долгое время проснувшись по-настоящему счастливым, вдруг со всей остротой осознал ту огромную опасность, которая грозит Вере в случае продолжения их отношений и, скрепя сердце, поклялся, что больше никогда в жизни не напомнит этой женщине о своем существовании.