Авторитетный опекун. Присвоение строптивой
Шрифт:
В комнату заглядывает женщина:
– Богдан, ты звал?
– Да, Мариэль, зайди. Глыба с тобой уже связывался?
– Глеб? – оживляется она. – А он что, в городе?
Богдан недовольно кривится. Кивает на меня:
– Что скажешь?
– Новенькая? – как и все не удивляясь заклеенному рту и наручникам, предполагает она. – Сто раз уже говорила, что пора полностью переходить на тех, которые сами хотят. Их ведь дохрена, Младший. Вот прям дохренища! Можно копаться, выбирая лучшее из лучшего. А этих – мало того, что ломать долго, так ещё и не всегда сразу поймёшь в чём брак всплывёт. –
– Не знаю, не проверял ещё. Ждём Абрека.
– Господи, этот-то тут зачем? Неужели нельзя своего…
– Глыба хочет, чтобы это был именно Абрек, – перебивает Богдан. – У него своя паранойя, ты же знаешь. Скажи лучше, реально ли успеть подготовить этот цветочек к Арабской ночи?
Они говорят обо мне так, словно меня здесь нет, или я просто мебель. В глубине души меня это возмущает, но сил и смелости огрызнуться конечно же нет.
– Ну-у-у, судя по тому, что я вижу, цветочек выдран прямо из парника, – смеётся Мариэль. – Угадала?
Богдан кивает, она разводит руками:
– Тогда не реально. Будет хорошо, если вообще не загнётся. Поэтому я и гово…
– Надо, чтобы не загнулась, – прибивает Богдан.
– Тогда минимум пару месяцев. А лучше вообще без сроков. Она чья, кстати? Искать будут?
– Это тебя не касается. Твоя задача подготовить её как следует. Начнёшь через три дня.
В комнату заглядывает амбал:
– Богдан Борисович, там Абрек подъехал.
– У-у-у, – театрально обмахивая себя ладошками, закатывает глазки Мариэль. – Я, тогда, пожалуй, побегу.
Вслед за ней выходит Богдан, а через минуту на пороге появляется Абрек.
То, что это именно он, я понимаю сразу: такое огромное, жуткого вида, с лицом, едва не до самых глаз покрытым чёрной бородой существо просто не может зваться другим именем.
Он запирает за собой дверь изнутри и, отойдя в дальний угол комнаты, начинает стягивать с себя футболку.
Глава 3
Пришёл проверять невинность?
Я вскакиваю и с обмотанными скотчем щиколотками мечусь в узком проходе между стеной и кроватью, в панике отыскивая что-нибудь – ну хоть что-нибудь!!! – что можно использовать для самообороны… Но ничего нет. Поблизости только настенный светильник с хрустальными висюльками, но и до него я своими скованными руками вряд ли дотянусь.
А потом в глазах вдруг темнеет, и стены резко уходят наискось и вниз…
В себя прихожу тоже резко, от острого, бьющего прямо по мозгам запаха. Взгляд с трудом фокусируется на мельтешащем передо мной пятне, которое постепенно превращается в медицинскую маску, над которой сверкают жгуче-чёрные внимательные глаза в обрамлении густых чёрных ресниц. Перед моим носом всё ещё плавно скользит аммиачная ватка.
– Нормално? – с заметным акцентом вопрошает лицо, и легонько похлопывает меня по щеке. – Раньше такой бывал с тобой? Обморок раньше падал?
Я молчу, а он, зачем-то поочередно оттянув мне нижние веки и пощупав за ушами и под нижней челюстью, зарывается в своём медицинском чемоданчике. Вынув оттуда стеклянный пузырёк, вытряхивает на ладонь две пилюльки жёлтого цвета.
Я отчаянно мотаю головой – не собираюсь я принимать никаких таблеток! Снова начинаю метаться, пытаясь отползти подальше от чудовища… и только теперь понимаю, что на моём лице больше нет скотча. Руки и ноги тоже свободны.
А чудовище, высыпав на ладонь ещё штук десять пилюлек, оттягивает маску и показательно закидывает их себе в рот. Слегка пожевав, глотает.
– Простой валерянка, видишь? Чтобы успокоиться. Пэй или уколь дэлать буду!
И возвращает маску на место, скрывая под ней свою страшную абрэчью бороду. Сам он, кстати, тоже уже вполне одетый, просто сменил уличную одежду на тёмно-синюю медицинскую робу.
В комнате нет окон, нет часов. Из-а этого я быстро теряю счёт времени, лишь приблизительно догадываясь о нём по тому, какую еду мне приносят – обеденный суп с отбивной или овсяную кашку с фруктовым салатом, больше подходящую к завтраку.
Туалет здесь же, в номере. Здесь же есть телевизор и небольшой бар с богатым набором алкоголя в миниатюрах, а также приличный запас питьевой воды. Словом – помереть мне не дают, и, надо сказать, вопреки всем моим страхам, даже не обижают.
Правда временами то справа, то слева за стенами случается такой ор, словно там кто-то жарко…
Впрочем, именно это там и происходит, не давая мне забывать, где я нахожусь, и поддерживая нервы в диком тонусе.
А вот Абрек оказывается настоящим волшебным феем: то, как аккуратно он обрабатывает ссадину на моей голени, даже слегка дуя, если я начинаю вдруг шипеть от антисептика – категорически не вяжется с его первобытной внешностью.
И несмотря на царящий вокруг Ад, именно страшно-милый Абрек не даёт мне потерять надежду на то, что всё ещё может сложиться хорошо, раз уж я до сих пор цела.
Каждый раз, когда он приходит чтобы поменять мне пластырь и заботливо спрашивает, как я себя чувствую, я вспоминаю последние слова проклятого похитителя: «В ближайшие три дня ты можешь ничего не бояться», и понимаю, что он не соврал. Как там его… Глеб Борисович?
Нет, я прекрасно понимаю, что он вовсе не благородный флибустьер, и то, что меня пока берегут, скорее всего значит, что планы на мой счёт гораздо больше, чем банальное изнасилование в борделе… Но каждый раз, когда Абрек, осторожно закрывая за собой дверь выходит из комнаты, у меня всё равно остаётся глупое детское ощущение, что он так и стоит потом за порогом, охраняя меня от всяких там Богданов и прочих бандитов. Потому что Глеб Борисович приказал.
В тот день, когда вместо Абрека ко мне заявляется вдруг Богдан – такой торжествующий, что, кажется, в комнате от его морды становится светлее, я сразу понимаю, что трёхдневный срок истёк.
– А ты, смотрю, тут освоилась, – будто бы разглядывая этикетку на полупустой бутылке минералки, но на самом деле косясь на меня, начинает он издалека. – Бар, небось, тоже уже пустой?
Наверное, это шутка, но мне не смешно. Я настороженно провожаю взглядом каждое его движение, а внутри меня уже неконтролируемо ширится паника. Пока не заметная снаружи, но…