Айлсфордский череп
Шрифт:
Злодеи обступили Матушку Ласвелл, уже явно никуда не спеша. Мост потихоньку успокоился. Изловить того удивительного парнишку в летной маске головорезы Нарбондо не смогут, теперь он в безопасности — по крайней мере, на время, размышляла женщина. У нее появился в Лондоне союзник, а это чего-то да стоило. Но вот Эдди, увы, угрожала опасность, равно как и ей — хотя собственная судьба в настоящее время ее практически не заботила. Джордж поклонился женщине с каменным лицом. Матушка Ласвелл небрежно швырнула его дубинку в сторону крыши.
— Придется поторопиться, матушка, — произнес Джордж. Кровь на его физиономии засохла, один глаз почернел. — Тут от души
Два его молчаливых сообщника — один, довольно привлекательный, мог бы даже выступать на сцене, если бы лицо его не было столь ужасающе изувечено, — развернулись и двинулись к распахнутой двери ярдах в пятнадцати впереди. Второй тип из-за маленькой головы смахивал на грушу, да и вменяемость его вызывала определенные сомнения.
Матушка Ласвелл обернулась и взглянула на постройку над аркой, но лампы в ней уже погасли, за исключением одной. За разбитым окном маячили два каких-то человека, судя по всему, с ящиками в руках. С востока задул ночной ветер, и туман рассеялся, а на небе вокруг бледной луны замерцали звезды. Ведя перед собой Эдди, женщина подумала было закричать во всю мощь легких — на случай, если опасения Джорджа окажутся оправданными, она сможет привлечь внимание полиции. Вот только с виду доброжелательный тип, вне всяких сомнений, заставит ее умолкнуть навсегда, а ей нужно позаботиться об Эдди, не говоря уж обо всем остальном. От живой и невредимой толку от нее будет куда больше.
Процессия достигла спиральной лестницы, освещенной безбожно коптящей масляной лампой. Спуск оказался хоть и надежным по сравнению с прыгающими досками, но таким узким, что Матушка Ласвелл чуть ли не терлась плечами о стены, а Эдди шел перед ней, хотя и не отпуская ее руку. Наконец они выбрались во внутренний двор, вновь наполненный людьми, по окончании побоища высыпавшими из своих убогих жилищ.
К ним подошел расфуфыренный коротышка с крысиными чертами лица, наклонился и потрепал Эдди по подбородку.
— А кто это у нас тут? — засюсюкал он, приторно улыбаясь. Мальчик попятился и прижался к Матушке Ласвелл.
— Проваливай, Коржик, — бросил ему Джордж. — Ты, как обычно, соизволил явиться, когда праздник закончился.
— Или только начался, — отозвался Коржик, уставившись на Эдди. Потом высунул язык, достал им до кончика собственного носа и подмигнул. — А что касается твоих укоров, утром мне предстоит работенка. Так что, пока вы тут шумели, я возился с аппаратом.
— Да чтоб тебя разорвало ко всем чертям вместе с твоим аппаратом! Ты прячешься за спиной доктора, висельник, но кара тебя настигнет, помяни мое слово! — после сей отповеди Джордж обратился к Матушке Ласвелл: — Теперь мальчонку я беру на себя. Эта улица ведет на Уайтчепел-роуд, мэм. Вам лучше прямо сейчас и двинуть, пока еще стоит ночь. Фред и Кокер проводят вас по трущобам. Потом возьмите южнее к реке и Тауэрскому мосту. Может, на Айлсфорд есть поздний поезд. Доктор дал нам понять, чтобы мы привели мальчика, но про вас, мэм, он ничего не сказал. Так что вам лучше убраться подобру-поздорову, пока он не вспомнил и про вас. Здесь вы точно ничего не сможете поделать. Ради собственного блага отправляйтесь домой, а о будущем пускай уж позаботится судьба.
— Дитя невинно, — произнесла Матушка Ласвелл, впившись в физиономию Джорджа суровым взглядом. — И я возлагаю на вас ответственность печься о его безопасности, ради спасения собственной души. И не судьба позаботится о
— Он мне не товарищ, мэм. Но вам лучше уйти. Здесь вы ничего не измените.
Как ни странно, лысый головорез выдержал взгляд Матушки, и теперь она задумалась, возымеют ли ее слова какое-либо действие. Затем женщина резко развернулась и быстро зашагала прочь, преследуемая по пятам Фредом и Кокером. Эдди заплакал, но обстоятельства вынуждали Матушку идти не оглядываясь. Она поклялась себе, что вернется за малышом, хотя пока понятия не имела, как это осуществить.
Некоторое время спустя перед ней во всю ширь раздалась Уайтчепел-роуд, и Матушка Ласвелл двинулась на юг, как и советовал Джордж. Пересекая Коммершл-стрит, она оглянулась. Фред и Кокер исчезли, и она осталась одна, однако отнюдь не влекомая волей волн. Поздний поезд на Айлсфорд в ее планах не значился абсолютно. Три часа назад она оставила Мейбл одну-одинешеньку и теперь намеревалась проведать ее. К тому же ей требовалась помощь подруги, хотя, вполне может статься, Мейбл и не обрадуется ее возвращению, учитывая ту беду, что Матушка Ласвелл на нее навлекла.
Однако не сделала она и двадцати шагов, как увидела на противоположной стороне улицы направляющегося ей навстречу мужчину, черты лица которого ясно различались в свете газового фонаря. Матушка Ласвелл мгновенно узнала его — этот тип с накладными бакенбардами, в парике и черном сюртуке скрывался в мастерской Нарбондо. Теперь он шел уверенно и смотрел прямо перед собой, как человек, задержавшийся в гостях за серьезной беседой и мечтающий поскорее добраться домой, при этом не привлекая к себе особого внимания.
Женщина еще раз скользнула взглядом по приятелю Нарбондо и внезапно вспомнила, что уже неоднократно видела его: незадолго до смерти Эдварда этот человек несколько раз навещал ее мужа в «Грядущем». Да-да, с той поры прошло немало лет, и маскировка была неплоха, но старый любитель вивисекции остался самим собой. И теперь у него появились тайные делишки с Нарбондо! После событий в резиденции доктора этот тип, несомненно, знал, кто она такая — а может, тоже вспомнил давно минувшие дни? Но заметил ли он ее сейчас? А если и заметил — как раз этой дорогой нужно идти на вокзал. «Взялся за гуж…» — подумала Матушка Ласвелл и, дождавшись, пока ее старый знакомый свернет за угол, пересекла улицу и зашагала за ним следом.
Наконец-то Мейбл Морнингстар снова ощутила себя почти полноценным человеческим существом. Проснулась она голодной — головная боль совершенно прошла — и спустилась в таверну, где с аппетитом съела миску перлового супа и пару добрых ломтей хлеба с сыром, прекрасно восстановивших ее силы.
За ужином ум и сердце Мейбл были обращены к подруге: она размышляла о печальном положении, в которое та попала, терзаемая противоречивыми чувствами да тем вихрем, в который ей самой пришлось окунуться. Мейбл так и не пришло в голову, чем она могла бы помочь. Она и вправду едва ли понимала мотивы и намерения Харриет Ласвелл. Редко когда ей доводилось ощущать сознание, столь ужасающе в себе неуверенное и в то же время полное решимости действовать.