Айсберг под сердцем
Шрифт:
С чашками в руках они рухнули обратно в постель.
— Как это ты решился? — улыбнулась Лера, отхлебнув шампанского.
— Я решился?! Да я влюбился в тебя с первого взгляда!
— Не помню, чтобы ты это говорил. Напротив. Сказал, что я тебе сразу не понравилась.
— Я сказал: тоже. Тоже не понравилась. Потому что ты меня сразу отшила. Мол, в вас, Алексей Алексеевич, нет ни единого качества, которое я бы ценила в мужчине!
— У тебя и в самом деле отличная память.
— Еще бы! Скажи честно: почему я, а не Мухин? — Он одним глотком выпил с полчашки.
— Мне
— Пять?! — удивился он.
— Ну, десять. А дальше что? Леня — примитив. У него все мысли ниже пояса. Мне с ним откровенно скучно. К тому же для него разбитые женские сердца — как для индейца военные трофеи. Те же скальпы. Он их носит на поясе и перед всеми похваляется: вот я какой! Ни одна баба передо мной не может устоять! Противно, в конце концов. Ему только моего скальпа не хватает для полноты ощущений.
— Уразумел. — Он поднял чашку: — За молчание!
— Ты не так понял…
— Я понятливый, — он допил свое шампанское и поставил пустую чашку на тумбочку. — Иди ко мне…
Теперь они были гораздо спокойнее. Лодка плыла медленнее, волна была уже не такой высокой, а иногда ласковый штиль просто толкал их вниз по течению. Алексей изо всех сил старался, чтобы хорошо было ей, и не сразу понял, что Лера больше всего хочет именно ему доставить удовольствие.
— Э, нет, так не получится! — Он рывком перевернул ее на живот. Он все еще боялся, когда она открывала глаза. А вдруг неба в них больше нет, а есть только безжалостная сталь?
Только не видя ее лица, он мог дать себе волю. Таковы уж были правила игры. И она их приняла. Он целовал ее влажную спину, подолгу задерживаясь губами в ямочке меж ягодицами. Это было очень возбуждающе. «А с Сашей у меня никогда такого не было…»
И опять эта мысль! О жене! Неужели все любовники обречены в самые неподходящие моменты вспоминать прежних своих партнеров?
Но, с другой стороны, он знал, что при любом раскладе, независимо от того, чем у них с Лерой все закончится, в такие моменты он отныне всегда будет думать о ней. И невольно сравнивать всех остальных женщин с ней. Потому что так хорошо ему еще никогда не было…
— Мне так хорошо! — Она счастливо вздохнула и перевернулась на спину.
— У меня еще никогда подобного не было, — вслух сказал он то, о чем думал.
— Все мужчины так говорят.
— А у тебя их много было, мужчин?
— Не очень много, но достаточно, чтобы прекрасно их узнать.
— И все говорили, что у них никогда еще подобного не было?
— Ну… почти.
— Значит, ты — лучшая в мире любовница! — он попытался поцеловать ее в губы.
— Значит, ты льстец! — она ловко увернулась. — Сначала разлей остатки шампанского. Хочу выпить.
Они какое-то время отдыхали, попивая шампанское. Наконец он спросил:
— Девочки
— Догадываются. Я сказала, чтобы они ложились спать. Мол, я вернусь поздно. И заперла на ключ входную дверь.
— А ты что, к себе пойдешь?
— Леша, я не могу остаться. Завтра утром тренировка. Да и тебе надо отдохнуть. Тебе вставать в полшестого.
— Ах да, — с досадой вспомнил он. — Нет, позже. Поскольку вечером не было ни игры, ни тренировки, мы с дядей Гришей придем часикам к девяти. Так что я отлично высплюсь.
— Это ты к девяти придешь. Но не он.
— Он что, там живет, в Ледовом дворце?
— У него ни жены, ни детей, — вздохнула Лера. — Работа — его все.
— Как и у тебя?
— У меня теперь есть еще и ты. Знаешь, мне кажется, я всю жизнь тебя ждала.
— А ты не слишком торопишься? Мне, конечно, приятно, но…
— Ты все еще женат? — в упор спросила она.
— Не в этом дело, Лера. Как-то все… стремительно. Что ты обо мне вообще знаешь?
— Мне кое-что рассказали. О твоих громких делах. Ты уже расследовал дело фехтовальщиков. Психологию спортсменов приблизительно знаешь.
— А… Евгений Рощин… Как же, помню. Я тогда был начальником службы безопасности у… Впрочем, неважно. Что еще обо мне говорят?
— Много хочешь знать, — рассмеялась она. — Главное, ты так же, как и я, занимался легкой атлетикой. И тоже бегал восемьсот. Как видишь, у нас много общего.
— Да что там, бегал! — отмахнулся он. — Помню, как в школе я своего тренера чуть ли не до инфаркта доводил. Как он меня песочил! — Он тихо рассмеялся. — «Что ж ты, Лешка, делаешь? Ты по секундомеру на кругу на голову сильнее всех! Но только когда один бежишь! А на соревнованиях тебя как подменяют! Зачем ты всю дистанцию за ними плетешься? И только на последних пятидесяти метрах Леша у нас просыпается! И вспоминает, что он — чемпион, когда я уже в предынфарктном состоянии!»
— А ты что? — Лера приподнялась на локте.
— Я ему: так добегаю же! И первым, ни разу еще не проиграл! Знаешь, что он мне на это сказал?
— Что?
— Добегаешь ты, Лешка, пока с тобой дрова всякие бегут. А с равными проиграешь. Тебе этих пятидесяти метров не хватит, учти. Если ты знаешь, что на голову сильней всех, надо лидировать с самого начала. Встал на дистанцию — и пошел. Ты — победитель. Так и надо себя вести. А я ему: мне, мол, их жалко. Я даю им шанс.
— А он?
— Он мне сказал, что такая жалость жестока. Поскольку я знаю, что все равно приду первым, это не жалость, а издевательство. И что меня за это когда-нибудь больно побьют. Не побили, но однажды подножку подставили, и я довольно сильно разбился.
— И после этого стал четко выполнять установку тренера? — рассмеялась Лера.
— Ни хрена! Ну не могу я с самого начала лидировать! Психология не та! Вот после этого меня и поставили на восемьсотметровку. На тактический бег, где не обязательно сразу показывать всю свою силу. Раньше я бегал полторашку, даже пять километров пытался бегать. Но потом понял, что это не мое. Спорт — не мое. А вообще, спасибо тебе, что ты вернула меня на дорожку!