Айза
Шрифт:
Айза почувствовала жалость. Жалость и стыд, что она поставила человека в такое положение, одновременно смешное и печальное, и сожаление, смешанное со стыдом, потому что впервые в жизни злоупотребила Даром.
— Он уехал, — с трудом проговорила она. — Уехал.
Гойо Галеон даже не обернулся, продолжая идти вперед, все глубже погружаясь в реку.
— НЕТ! Он не может уехать… Не может уехать, не признавшись
Он поплыл большими гребками, не слушая Айзу, которая умоляла его, стоя на берегу:
— Вернитесь. Пожалуйста, вернитесь! Это неправда! Все неправда… Там никого нет… Клянусь вам, никого!
Но Гойо Галеон был глух ко всему, кроме своей детской мечты о том, чтобы его отцом оказался такой человек, как Рыжий Ромуло, и продолжал заплывать все дальше, пока течение не захватило его полностью и не потащило — барахтающегося, борющегося и даже умоляющего — к стремнине в узкой протоке.
~~~
— Его поглотил водоворот, и тело не нашли. — Айза помолчала и с силой сжала руку матери. — Негр Паломино согласился отвезти меня обратно в Буэна-Висту, а национальная гвардия доставила сюда. Это было долгое путешествие, — заключила она.
Больше она ничего не сказала: было ясно, что вспоминать об этом ей неприятно и хочется насладиться присутствием родных, которые после ее возвращения словно воспрянули к жизни после бесконечных дней тоски и тревоги.
— Теперь главное — подготовиться к путешествию, — заметил Себастьян, который вновь ощутил себя главой семьи и опасался, как бы волнение не выбило его близких из колеи. — Дождь прекратился, мама тоже перестала плакать, поэтому нам следует поторопиться, не то вода в реках скоро спадет. Корабль готов.
И он действительно был готов: покачивался на волнах в крохотной заводи, образованной излучиной, — и это был замечательный корабль, хотя ему не хватало мачт, которые лишь затрудняли бы плавание по некоторым рекам, обрамленным развесистыми деревьями.
Зато у него были руль, шесты, навес и каюты, а на носу и корме гордо красовалась тщательно выписанная рукой Аурелии Пердомо надпись: «Марадентро».
— Замечательный корабль! — подвел итог Асдрубаль, довольный своей работой, и привлек к себе сестру, обхватив ее
Айза подняла к нему лицо.
— Тебе не жалко уезжать? — со значением спросила она.
— Мне было бы жалко, если бы я не знал, что мы поплывем к морю.
— До моря еще очень далеко, — мягко заметила сестра, нежно целуя его в лоб. — До него далеко, много чего еще может произойти, пока мы до него доберемся.
— Знаю, малышка, знаю. Но как бы далеко оно ни находилось, что бы ни случилось, все дороги всегда ведут к морю.
На следующий день, когда Айза наблюдала с балкона галереи, как братья со стариком Акилесом грузят на борт багаж и провизию, пришла Селесте Баэс и села с ней рядом. Они какое-то время молчали, а потом льянеро сказала:
— Сейчас в льяно становится красиво. Под лучами солнца появятся трава и миллионы цветов, и льяно станет настоящим раем. Мне бы хотелось, чтобы вы могли остаться и увидеть это собственными глазами, но я понимаю, что вам надо уезжать. — Она ласково потрепала ее по щеке. — И мне хотелось бы познакомиться с тобой поближе… — Она приветливо улыбнулась. — Во всяком случае, — добавила она, — я знаю, что, сколько бы лет ни прожила и что бы со мной ни случилось, я никогда не смогу тебя забыть. Ни тебя, ни твою семью.
Айза взглянула ей в глаза, и в этом взгляде сквозила причастность к тайне.
— Я знаю, — кивнула она. — Как-никак, часть Вглубьморя остается здесь.
Селесте Баэс в очередной раз удивили слова Айзы; она пристально посмотрела на нее:
— Ты знаешь? — Когда Айза кивнула, она спросила: — Собираешься сказать об этом Асдрубалю?
— Ни Асдрубалю, ни кому-то другому. Это ваш ребенок, только ваш, ведь вы всегда хотели, чтобы он у вас появился взамен того, которого вас лишили… — Девушка протянула руку и мягко положила ее на живот Селесте Баэс. — Это будет ребенок, который наполнит вашу жизнь и подарит вам бесконечную радость. Он будет достойным потомком Баэсов и Пердомо Вглубьморя… — Айза ласково улыбнулась. — Но он должен носить имя Абелай, как мой отец.
Лансароте, август 1984 года