Аз Бога Ведаю!

Алексеев Сергей Трофимович

– Кто же тебе господин до скончания века твоего?

– Ты, всемогущий, мне господин! – неистово воскликнул князь, готовый броситься в ноги кормильцу. – Я – раб твой. Суть червь земной. И поползу, куда пожелаешь.

– Вот и славно, – уже ласково заговорил Аббай и развернул свиток. – Научу тебя многим премудростям, как править миром, как покорять народы и страны. Открою тебе тайные кормила власти, чтобы в безымянном море ты правил по пути, известному немногим. Так слушай меня в последний раз и внимай каждому слову.

– В последний раз? – испугался детина. – Ты оставишь

меня?

– Сколько же еще кормить? Ты возмужал и утвердился – бери кормило сам. И правь достойно, как учил тебя. Рука твоя крепка, и воля – сына бога!

– Жаль отпускать тебя…

– Пора… А ты покуда правь на Руси. Я знак подам к войне или к миру. Придет гонец от меня и перстень покажет, вот такой. – Аббай показал ему руку. – И молвит слово. Склонишься перед ним, как передо мной, ибо это буду я, только в ином образе.

– Повинуюсь, господин…

– А теперь слушай, – кормилец начал читать свиток – детина обратился в слух-Знак Рода в правой мочке уха вдруг обагрился кровью и исчернел – то запеклась кровь. Душа же обратилась в коросту.

Княгиня пришла к Искоростеню, когда детина-князь не ходил уже на приступ, а, обложив город, требовал дань с древлян. Позрев на мать, приободрился, однако завопил, ровно не муж, а дитя малое.

– Мать! Отчего древляне не дают мне дани? Говорят, мстить я пришел. Но ты же знаешь, возьму дань, и с миром удалюсь. Попроси их, пусть дадут мне. Я же Великий князь!

– Да, сын, ты Великий князь, – мягко подтвердила она. – Но послушай мать. Вернемся в Киев с дружинами. А древлян оставим в покое, пусть живут. Довольно мы им мстили.

– Но жив еще князь Мал!

– Знать, рок ему – остаться в живых, – смиренно промолвила княгиня. – Тебе же рок – Русь на крыло поднять, а не зорить ее. Это воля судьбы, потому ты и явился на свет.

– Нет, матушка! – засмеялся детина. – Я сам себе владыка и свою судьбу творю сам! Вы все Даждьбога внуки, а я его сын! Мне отец – бог Род!

Встрепенулась княгиня:

– Кто поведал тебе? От кого ты услышал об этом?

– От того, кто пробудил меня и поставил на ноги! – с гордостью сказал детина. – Ты утаила от меня истину, но он ее открыл! Да не кручинься, мать. Не ты ли сама против его воли принесла на свой двор и избрала кормильцем? –

– Да, это я… Незрячая, гордая, – загоревала княгиня. – А след было изгнать чародея черного.

– Он люб мне, матушка! – воскликнул Святослав. – Неужто отняла бы то, что сыну любо? Он пробудил меня и научил многим тайным мудростям. А прогнала бы чародея – я следом бы ушел. Таинства знаний выше, чем княжеская власть. К тому же, что мне Русь? Когда я от кормильца изведал суть всех вещей и теперь стану править всем миром? А ты станешь жить во дворцах каменных, среди роскоши великой, и не на коне скакать, а на слонах в золоченой кошеве. Служить тебе приставлю не вздорных нянек да строптивых боярынь – невольниц черных и смуглых арапчат. Они послушны.

– Да сбывны ли слова твои, опомнись! – пыталась урезонить его мать. – Твоя судьба – землю русскую украшать и всю жизнь служить ей.

Детина лишь рассмеялся: от недавней мудрости его и следа не осталось…

– Руси мне мало!

Я изведал свой рок и открою тебе его суть. Вот покорю древлян – на северян пойду, потом на вятичей и словен. Всех покорю и соберу под свою, десницу!

– Зачем же, сын? Ведь дед твой, Рурик, уж собрал, – слабо воспротивилась княгиня, не узнавая сыновьей разумности. – Ты же вздумал покорять, что тебе давно покорно.

Вдруг очи Святослава стали грозными – тяжелый лик кровью налился и счернели очи.

– Мне надобно создать империю! Великую и прославленную в веках! Чтобы не я земле служил, а она бы мне. Единолично буду править. И потому мне следует вывести все княжеские роды.

– Неладное ты задумал, сын! – . устрашилась княгиня. – Опомнись! В Руси порядок установлен изначально: каждой земле свой князь. Изведешь князей, разрушишь все устройство – погибнет Русь!

– Ну и добро! – бездумно отрезал детина. – Я выстрою новый порядок и, безраздельно властвуя, создам иную Русь, в которой буду – каган! А эта пусть сгинет!

– Ужели власти тебе мало?

Святослав взвеселился и потряс кулаком.

– Мало! Мне след повелевать, а я всего лишь правлю! Смирю все земли – соберу великую рать. Подобной рати не бывало в мире! Пойду походом на Полудень, за три моря. А прежде покорю арапов и подчиню ромеев. Затем только отправлюсь на реку Ганга. Там будет середина земли моей. Что недоступно было великому Александру, царю Македонскому, я, Святослав, сын Рода, сотворю и прославлюсь в веках.

Позрев зеленый пламень и холодный свет в очах сына, княгиня обмерла. Студеная рука стиснула ее сердце: устами сына говорили две стихии – мудрость и безумство! Он болен был! Дурная лихорадка сотрясала стан и искажала лицо. Он не внимал слову, напрасно было взывать к его рассудку или потрафлять нраву, но княгиня, помня, что незримая Креслава за спиной все видит и слышит, задумала схитрить, обманом увести в Киев детину. А там уж с боярами держать совет…

– Добро, Великий князь, – сказала покорно. – Побив древлян, ты славы не сыщешь. Пойдем же восвояси. Я помогу тебе дружину великую собрать. И ты отправишься в поход на реку Ганга.

– Нет уж, матушка! – детина погрозил мечом в сторону Искоростеня. – Покуда не возьму дани – и шагу не ступлю. Мой рок – за что бы ни взялся, все привести к концу. Не отступлю на пядь. Что замыслил – исполню.

– Какую же дань ты просишь с древлян?

– Да малую, матушка! По три голубя от дыма и по три воробья.

– Ты хочешь учинить потеху и посмешить древлян? – надежда затеплилась в охолодневшем сердце. – Добро, сын мой…

– Я накажу древлян, – со злостью вымолвил детина. – А посмеяться мне любо над Свенальдом. Пусть изменник в последний раз получит дань со своих владений! Поди к городу, мать, попроси. А я велю изладить клетки. Птиц отдам Свенальду, а мне попроси отдать князя Мала!

Когда в одной душе сходятся две стихии – мудрость .и безумство, – голос разума не долетает до слуха, мертвеет душа, разорванная надвое. Потакая сыну, княгиня отправилась к городским воротам. Древляне же, завидев ее, испугались: коли княгиня у ворот – не миновать суда этой хитрой жены.