Азазел (рассказы)
Шрифт:
Можете себе вообразить его огорчение, когда ему приходилось вечер за вечером одиноко просиживать в "Эдеме" среди толпы. Океан разговоров, какими бы жалкими они ни были, омывал его с головы до ног, а он оставался сух. И все же он никогда не пропустил ни одного вечера в клубе. Он даже велел приносить себя туда во время тяжелой дизентерии в надежде утвердиться в качестве "Железного Крампа". Члены клуба издали восхищались, но благодарности почему-то не выражали.
Иногда я оказывал ему честь принять его приглашение в "Эдем".
Следовало найти какой-то способ сделать его душой общества, средоточием жизни "Эдема", человеком, за обществом которого гонялись бы даже члены клуба. Мне рисовались пожилые и респектабельные эдемиты, отпихивающие друг друга локтями и кулаками ради возможности сесть к нему поближе за ужином.
В конце концов, Алистер ведь был воплощенная респектабельность, каким и должен быть эдемит. Он был высокий, он был худой, имел лицо, похожее на морду породистой лошади, жидкие блондинистые волосы по бокам головы, бледно-голубые глаза и общий унылый вид формально-консервативной ортодоксальности, присущей человеку, чьи предки настолько высоко себя ставили, что даже браки заключали только внутри своего клана. Единственное, чего ему не хватало, - это умения сказать или сделать что бы то ни было, достойное малейшего интереса.
Впервые Азазел не докучал мне жалобами на то, что я вызвал его из его таинственного мира. Он там был на каком-то обеде в складчину, и сегодня как раз была его очередь платить, а я его выдернул за пять минут до подачи счета. Он хохотал, заливаясь, мерзким фальцетом - как вы помните, он ростом всего два сантиметра.
– Я через пятнадцать минут вернусь, - хихикал он, - а за это время кто-то уже успеет оплатить счет.
– А как ты объяснишь свое отсутствие?
– спросил я.
Он вытянулся во весь свой микроскопический рост и закрутил хвост штопором.
– Я скажу правду: меня вызвал для совета экстрагалактический монстр экстраординарной глупости, которому до зарезу понадобилась моя интеллектуальная мощь. Что тебе надо на этот раз?
Я ему объяснил, и, к моему изумлению, он разразился слезами. По крайней мере, у него из глаз брызнули две тоненькие красные струйки, Я полагаю, что это были слезы. Одна попала мне в рот, и вкус она имела безобразный - как дешевое красное вино, точнее, она напомнила бы мне вкус дешевого красного вина, если бы я когда-нибудь опускался до того, чтобы знать этот вкус.
– До чего грустно, - всхлипнул он.
– Я тоже знаю случай, когда достойнейшее существо подвергается снобистскому пренебрежению тех, кто гораздо ниже его. Не знаю большей трагедии, чем эта.
– Кто бы это мог быть? Я хочу спросить, кто это существо?
– Я, - сказал он, тыча себя пальцем в грудь.
– Не могу
– Неужели ты?
– И я не могу вообразить, - сказал он, - но это правда. Ладно, что может делать этот твой друг такого, за что мы могли бы зацепиться?
– Вообще-то он иногда рассказывает анекдоты. По крайней мере, пытается. Это ужасно. Он начинает рассказывать, путается, сбивается, возвращается и в конце концов забывает, что хотел сказать. Я часто видел, как от его анекдотов плакали навзрыд суровые мужчины.
– Плохо, - покачал головой Азазел.
– Очень плохо. Дело в том, что я сам великолепный мастер анекдота. Не помню, рассказывал ли я тебе, как однажды плоксы и денниграмы схлестнулись в андесантории, и один из них сказал...
– Рассказывал, - соврал я, не моргнув глазом.
– Но давай вернемся к делу Крампа. Азазел спросил:
– Нет ли какого-нибудь простенького способа улучшить его выступления?
– Разумеется - дать ему умение гладко говорить.
– Это само собой, - ответил Азазел, - Простая дивалинация голосовых связок - если у вас, варваров, есть что-нибудь подобное.
– Найдем. И еще, конечно, умение говорить с акцентом.
– С акцентом?
– На искаженном языке. Иностранцы, которые учат язык не в младенчестве, а позже, непременно искажают гласные, путают порядок слов, нарушают грамматику и так далее.
На крохотной мордочке Азазела отразился неподдельный ужас.
– Это же смертельное оскорбление!
– Не в этом мире. Так должно быть, но на самом деле не так.
Азазел грустно покачал головой и спросил;
– А этот твой друг когда-нибудь слышал непотребности, которые ты называешь акцентом?
– Непременно. Всякий, кто живет в Нью-Йорке, а все время слышит акценты всех видов и сортов. Здесь вряд ли услышишь правильный английский язык, такой, как у меня, например.
– Ага, - сказал Азазел.
– Тогда остается только отскапулировать ему память.
– Чего ему память?
– Отскапулировать. Обострить в некотором смысле. Восходит к слову "скапос", что означает "зуб зумоедного диригина".
– И он сможет рассказывать анекдоты с акцентом?
– Только с таким, который раньше слышал. В конце концов, моя мощь не безгранична.
– Тогда скапулируй его.
Через неделю я встретил Алистера Тобаго Крамда VI на перекрестке Пятой авеню и Пятьдесят третьей улицы, но тщетно высматривал на его лице следы недавнего триумфа.
– Алистер, - спросил я его, - есть новые анекдоты?
– Джордж, - ответил он.
– Никто не хочет слушать. Иногда мне кажется, что я рассказываю анекдоты не лучше всякого другого.
– Ах, вот как? Тогда сделаем так. Мы с вами пойдем сейчас в одно маленькое заведение, где меня знают. Я вас представлю как юмориста, а вы потом встанете и скажете все, что захотите.
Могу вас уверить, друг мой, уговорить его было трудно. Мне пришлось использовать все свое личное обаяние в полную силу, но в конце концов я победил.