Азбука для несовершеннолетних

Коллектив авторов

Приговор, вынесенный Марксом уравнительному коммунизму, был суров, но справедлив, а самое главное, совершенно необходим с теоретической точки зрения. Не вынеся такой приговор, нельзя было пойти дальше, превратить коммунизм в науку.

Ни абсолютное равенство само по себе, ни уничтожение частной собственности для Маркса и Энгельса не было самоцелью. Их «реальный гуманизм» связывал критику капиталистических порядков не просто с идеалом равенства. Все люди могут быть абсолютно равны в своем несчастье и бесправии (как это было в восточных деспотиях или в период человеконенавистнической диктатуры Пол Пота в Кампучии). Нет, наши учителя говорили о равенстве свободных, счастливых и всесторонне развитых людей.

Такое

понимание коммунизма было характерно не только для Маркса и Энгельса как теоретиков, но и для многих рабочих середины прошлого века. В органе Союза коммунистов, выходившем под названием «Коммунистический журнал», было провозглашено: «Мы не из тех коммунистов, которые хотели бы уничтожить свободу личности и превратить весь мир в одну большую казарму или в один большой работный дом. Разумеется, есть коммунисты, которые бесцеремонно отрицают и хотят уничтожить свободу личности, которая, по их мнению, мешает общественной гармонии; у нас нет никакой охоты покупать равенство ценой свободы».

Революционные коммунистические пролетарии, ставшие позже под знамена учения Маркса и Энгельса, чувствовали себя свободными людьми, желающими дышать полной грудью, могущими и стремящимися вкусить всю полноту человеческого счастья. С идеей коммунизма связывали свое будущее те люди, которые уверовали в себя, ощущали себя уже не малой безвольной частицей, а средоточием исторической силы. Поэтому им был чужд старый плебейский коммунизм, который восходил к столь же старой христианской мечте о царстве Эдема, где всего вдоволь, где «всякое дерево приятное на вид и хорошее для пищи». Идея рая на земле отражала чаяния голодного, задавленного нуждой человека, который в поте лица добывает свой хлеб. В идее коммунизма смело выражено стремление сбросить груз прошлого, вырваться из трясины прежнего унизительного существования.

Основанием для такого оптимистического взгляда в будущее была решительная ломка привычного образа действий и лишения, которое принесло Новое время с его успехами в просвещении, технике, промышленности, в освобождении личности от пут патриархальности. Идея коммунизма возникла тогда, писал Энгельс, когда машины и другие изобретения сделали возможной перспективу всестороннего образования, счастливого существования для всех членов общества. «Коммунизм есть учение об освобождении, которое было невозможно для рабов, крепостных или ремесленников, а стало возможно только для пролетариев, и поэтому он неизбежно принадлежит девятнадцатому столетию и был невозможен когда-либо в прежние времена».

Отражая эти настроения и чаяния революционно настроенных рабочих, Маркс и Энгельс всегда выступали против различного рода «теоретиков» коммунизма, которые пытались протащить мерзости аскетизма и самоуничтожения человеческой личности. Даже если такие попытки вытекали из самых благородных побуждений, как это было у основателя одной из коммунистических сект в Америке, у господина Криге.

Казалось бы, и «грех» Криге не был велик. Он учил, что коммунизм – это религия любви к «человечеству», что коммунист должен вытравить из своей души «личный эгоизм».

Наиболее резко сущность криговской морали была выражена в его изречении: «Мы должны делать нечто больше, чем заботиться только о своей собственной подлой личности, – мы принадлежим человечеству».

«Тенденция» христианского аскетизма, «самоосквернения человека», проводимая Германом Криге, его попытки «под трактирной вывеской коммунизма сбыть все мерзости христианства», по мнению основателей научного социализма, «в высшей степени компрометируют коммунистическую партию как в Европе, так и в Америке». Все это только постыдное угодничество по отношению к оторванному от «собственной личности» и противопоставленному ей «человечеству». И как бы в назидание современным им и последующим поколениям коммунистов Маркс и Энгельс заключают:

«Такое учение, которое проповедует блаженство низкопоклонства и презрения к самому себе, вполне подходит для доблестных... монахов, но никогда не подойдет решительным людям, особенно во время борьбы. Недостает еще, чтобы эти доблестные монахи кастрировали свою «собственную подлую личность», дабы надлежащим образом засвидетельствовать свои верноподданнические чувства «человечеству».

Требование «полноты человеческой жизни» лежит в основе реального гуманизма Маркса, Энгельса.

Маркс и Энгельс рассматривали коммунизм как новую организацию общественной жизни. В ней навсегда будут устранены причины всех противоположностей частнособственнической цивилизации, утвердятся совершенно новые принципы организации производства и распределения труда, новые формы регуляции поведения людей, новые мотивы труда и жизни, а вместе с этим и новый образ жизни.

И будет «преодолен» труд. «Преодолеть труд» – значит избавиться от такого положения, когда масса людей, подавляющее большинство населения вынуждено всю жизнь изо дня в день «трудиться в поте лица», делать то, что не приносит радости. Или, говоря словами Маркса, при коммунизме «прекращается работа, диктуемая нуждой и внешней целесообразностью».

С понятием «труд» всегда, как пояснял Маркс, связывалась лишь ничтожно малая часть огромного процесса производства, а именно – рутинный труд. Не случайно религия и мораль удостаивали имени труда только отвратительные и опасные виды производства, не останавливаясь и перед тем, чтобы приукрасить их с помощью всевозможных изречений типа того, что «труд услаждает жизнь». Не случайно мораль всегда благоразумно остерегалась называть трудом деятельность людей в ее привлекательных и свободных проявлениях. Эту сторону жизни, свободную творческую деятельность, хотя она и представляла собой значительную часть процесса производства, официальная религиозная мораль поносила как наслаждение.

Коммунизм, продолжал Маркс, несовместим с этим лицемерием, он не будет называть наслаждением, моральным долгом, единственной ценностью жизни всякую противную духу и существу человека работу. Нет необходимости, писал Маркс, подсовывать «коммунистам ту мысль, что «труд» есть «единственное достояние» человека».

Маркс выступил против попыток ставить знак равенства между существованием личности в качестве рабочего и в качестве человека, между существованием общества и существованием разделения труда, когда кто-то «работает, чтобы одеть меня, а я – чтобы удовлетворить его потребность в удовольствиях, он – чтобы накормить меня, а я – чтобы просветить его».

Коммунизм предлагает не облагораживание неприятного труда с помощью моральных заклинаний, не компенсацию его дополнительными «наслаждениями» и более высокой платой, а преодоление самого труда как навязанной человеку, вынужденной деятельности.

Но для того чтобы достигнуть этого, необходимо уничтожить сам способ производства, который основан на стихийном разделении труда, уничтожить частную собственность.

Отсюда, из тезиса Маркса о том, что разделение труда и частная собственность есть одно, и то же, вытекало его убеждение, что коммунизм несовместим с разделением труда, с тем, что один вынужден делать одно, а другой – другое. Пока «разделение деятельности совершается не добровольно, а стихийно, – собственная деятельность человека становится для него чуждой, противостоящей ему силой, которая угнетает его, вместо того чтобы он господствовал над ней. Дело в том, что как только появляется разделение труда, каждый приобретает свой определенный, исключительный круг деятельности, который ему навязывается и из которого он не может выйти». Только когда будет уничтожено подчинение людей насильственному разделению труда, будет устранен и сам труд – как «сила, которая стоит над индивидами».