Азиатская Европа (сборник)
Шрифт:
Сердце заходится, когда читаешь подробности Смуты, изложенные тем же Карамзиным. Судьба Шуйского — это судьба благородного тюрка, который своим существом показывал неспособность жить в новых условиях. Он должен был погибнуть! Одно то, что его назвали «царем-невольником», уже заставляет содрогнуться. Славяне, гнушаясь новым цареубийством, подвергли своего монарха заточению не куда-нибудь, а в христианский монастырь, «считая келью надежным преддверием гроба». В прежние времена, при «белой вере», в монастырях решали совершенно другие задачи, не тюремные, сюда не заточали людей. Теперь стали!
Точно так же расправлялась Церковь и со многими западными королями, в жилах которых текла царская, алтайская кровь. Их не убивали, а без хлеба и воды оставляли умирать в тишине монастырского каземата.
А «партия поляков», захватившая столицу, уверенно хозяйничала, остановить эту свору грызунов можно было лишь силой народного ополчения. К народу и обратился патриарх Гермоген. Но его, бывшего казанского митрополита, услышало лишь Поволжье, оттуда пришла долгожданная поддержка. Казалось, Русская церковь нашла себя, наконец-то интересы страны, а не царя стали двигать ею. Если бы…
По безумной традиции и его, третьего патриарха, свергли, заточив, как Шуйского, в келью, «надежное преддверие гроба», где он умер в 1612 году, заморенный голодом. Кому была выгодна опала и страшная смерть Гермогена? Вопрос открыт до сих пор.
Но ответ на него изложен в упомянутом письме легата Поссевино: святой престол «не может допустить, чтобы Россией обладали некатолические государи, датский или шведский, или еще хуже татаре или турки». Слово «татаре» в лексиконе иезуита носило религиозный оттенок и относилось к тюркам, не изменившим Единобожию. Патриарх Гермоген был из их числа, он, татарин, своей патриаршей волей освободил Московию от присяги польскому королю, которой добились-таки «польские» русские.
Вот за что пострадал Гермоген: он оставил католиков без победы.
Показательно, его отставка пришлась на год, когда страна обрела себя, когда к ней, поставленной на колени, вернулись дух и гордость… Она начала побеждать.
После освобождения от католиков Русь приступила к избранию царя «всея земли Русской». И повторилось неладное, все вернулось на круги своя. На Земском соборе, куда съехались делегаты городов и сословий, единства не было. Дело осложняло отсутствие патриарха, который должен был узаконить избранную власть — освятить ее. Без патриарха избрать царя невозможно, ибо только он утверждает избранного помазанием елеем, символизируя тем его вхождение во власть, таков алтайский порядок.
«Помазания на царство» не будет, это понимали на соборе все, но каждый старался не замечать беззакония. И молчал.
Надо отметить, что выборы царя протекали в традициях «смуты» — с реформами, заговорами, откровенным обманом и слухами. Из-за отсутствия патриарха поначалу решили обратиться к иноземной кандидатуре. Спорили, польской или шведской короне присягать? Отвергли и ту и эту, хотя и там, и там монархами были родственники Рюриковичей. Потом подняли татарских царевичей, Чингисидов. Мелковаты. Отказали и родовитым боярам, которые были замешаны в неблаговидных делах Смуты… Словом, перевернули все грязное белье.
Наконец, когда выборы зашли в тупик, кто-то предложил Михаила Романова, «юношу, почти безродного», за него ратовали бояре Морозов, Шереметев и вельможи из «польской партии бояр». Успех этой кандидатуры видели в одном: молодой человек не замешан в событиях Смуты. То было единственное его достоинство, больше ничем себя он не проявил. В неразберихе не заметили, как 21 февраля 1613 года уставший от скандалов и склок Земский собор избрал царем Михаила, сына патриарха Филарета. Того, который в то время обучался иезуитским наукам в Вильно.
Михаил не присутствовал на соборе, избирали его заочно, видимо, чтобы избежать обряда помазания на царство. И в том была вся хитрость. Ведь с точки зрения тех, кто называл Московию «Россией», патриарх был — Филарет, что делало выборы, по их мнению, законными… Но что за патриарх? И где он? Помалкивали.
К новому царю, который скрывался неподалеку от Костромы, в Ипатьевском монастыре, отправили посольство собора. На коленях бояре-изменники просили юношу стать «отцом народа». Для приличия тот трижды отказался, потом согласился… Казалось бы, домашний спектакль — еще одна «смутная» реформа. Ну нет. События проясняет деталь, убеждающая, что сыграли не просто спектакль, а хорошо режиссированный спектакль: кандидат перед собором сменил фамилию, был Захарьиным-Юрьевым, стал Романовым, то есть Римским (Roman).
Видимо, отец, находясь в Польше, прислал этот нужный для победы совет, который и определил судьбу «выдвиженца из народа», как говорят о первом из Романовых. И — становится ясно, почему тянули с выборами патриарха Русской церкви, кто руководил собором и всей русской жизнью. Многое получает объяснение.
Даже мученическая смерть патриарха Гермогена.
«Смутные» события теряют размытость, обретают четкость, к ним возвращается логика. Предательство славян налицо. Никакая официальная «муть» не в состоянии скрыть его. Русь просто продали Западу… «Когда войско колеблется, его порядки смешиваются», учит старинная тюркская пословица. В ней непереводимая игра слов, то есть события становятся «смутными». Так и стало на Руси, превращенной в Россию.
То время было тяжелым. Можно сказать, страшным. Перед новым царем стояли неразрешимые политические задачи, в первую очередь внутренние. Собрать страну, истерзанную Смутой, обуздать произвол бояр и дворян, отловить разбойников, которые господствовали на дорогах, мешая торговле… сотни важных дел ждали юного царя. Дела осложнялись пустой казной, даже нанять стрельцов Москве было не по карману. Престол жил без охраны.
Вровень с внутренними проблемами стояли внешние.
Войну со Швецией, начавшуюся в 1614 году, Михаил с треском проиграл… Но потом, словно по воле волшебника, славяне, не имеющие ни армии, ни средств, стали побеждать. Победы сыпались одна за другой. Шведы, не уступившие ни одного сражения, предложили Москве мир. Король Густав Адольф отказался от Новгородской области, бывшей целиком в его власти. Странно обернулось дело и на польском фронте. Поляки по чьему-то приказу отступили и предложили перемирие, потом обмен пленных.
Откуда шли столь великие привилегии? За что?
Подобные вопросы тогда не задавали. Ведь Русь стала Россией, о ней заговорила Европа. Этим и объяснялось, что шведы превратились в добрых соседей, а Польша отказалась от претензий на московский престол; что французский король Людовик XIII предложил Москве обменяться посольствами; что английский король Иаков I принялся ссужать царя Михаила деньгами. Юный царь был «обречен на успех».
От Москвы требовали немного — до конца разрушить очаги духовной культуры тюрков. Это и было платой за привилегии, которые давал папа римский. А еще он хотел реформировать Русскую христианскую церковь, где сохранялась традиция Единобожия, и приблизить ее если не к самому католичеству, то к католическим канонам.