Азиаты
Шрифт:
— Его надо искать там, где стоит персидская ставка. Дальше одного фарсаха Ушак от неё не отступит, будет искать случая, чтобы внезапно напасть и растерзать ставку Надира…
Разговаривая с соотечественниками, Арслан думал: ехать к Ушаку или остаться в крепости? «Если все хорезмские джигиты там, то надо ехать. Но поедешь туда, наверняка придётся махать саблей. Если убьют — знать не будут. Но если ранят, то разденут и снимут пояс с золотыми слитками. Тогда дорогу домой придётся забыть, а что будет с отцом, матерью, с Наргуль и другими близкими — одному Аллаху известно. Беда в том, что золото некому доверить: нет такого человека, который сберёг бы слитки. Может, купить каких-нибудь коней да уехать, пока ещё есть возможность?! Вах, дурачок, нужны не какие-нибудь
— Яшули, — осторожно вступил в разговор Арслан.
— Правду ли говорят, что возле Хорасана можно купить крылатых коней? Вообще-то мы приехали за такими конями…
— Да, это чувствуется, — сердито отозвался яшули.
— Умные думают, как устоять против персиян, а дураки крылья себе ищут, чтобы улететь к Аллаху на небо.
Постыдились бы о пустяках думать, не время сейчас дурачиться!
— Ладно, яшули, спасибо за совет… — Арслан расстелил чекмень, лёг на одну полу, укрылся другой. То же сделали и его джигиты. Утром чуть свет они встали, оседлали коней, проехали по улочкам Хазараспа, спрашивая у кузнецов, нет ли среди них Мурада-криворукого? Те отвечали: если он туркмен, ищите у Мухаммеда-Али-хана Ушака. В полдень джигиты выехали из главных ворот и направились в сторону Питняка, где стояли лагерем туркменские конные сотни.
Не сразу отыскали они скрытый за барханами, вдалеке от берега Амударьи, летучий аул Ушака, всё время менявший место стоянок. Сначала ехали берегом, не видя впереди ничего опасного. В речных дженгелях, сбрасывая с деревьев и кустарников листву, тихо умирала осень. Кое-где в заводях виднелись стайки уток, не успевшие ещё улететь. Арслан с седла любовался речными красотами и вдруг увидел на другом берегу персидский разъезд. Десятка два конников с пиками наперевес ехали на север, останавливаясь и пристально оглядывая местность. Арслан подумал: «Если на том берегу персы, то и на этом они где-то рядом!» Остановив коня, он предложил джигитам свернуть в сторону, к пескам, и поступил благоразумно: ещё полфарсаха — и джигиты могли бы оказаться в западне. Но и свернув к пескам, они не остались незамеченными. Как только они выехали на открытое место, из камышей выскочили с полсотни всадников и раздались ружейные выстрелы. Персы бросились в погоню — Арслан с друзьями направил коней в пески, зная, что здесь они окажутся в безопасности. И вдруг, откуда не возьмись, выскочили на высокий бархан на скакунах туркмены. Со свистом, словно змеи, распластались в воздухе арканы, и Арслан, и ещё пятеро джигитов повалились с коней, схваченные петлёй. Остальных окружили, обезоружили и погнали дальше, в пески, пока не пришли в аул, — это и была стоянка Мухаммед-Али-хана Ушака. Пленников сразу же повели к нему. Тому, что схватили своих соплеменников, туркмен, Ушак не удивился. Удивлён он был поясом, напичканным золотыми слитками, который сняли с предводителя пленников. Ушак, вытаскивая из ячеек и рассматривая слитки, качал головой и цокал языком.
Арслан искоса смотрел на сердара и не столько думал о золоте, сколько восхищался наружностью Ушака. Это был человек очень высокий, широкий в плечах, на голове у него возвышался видавший виды тельпек, а на плечах такой же старый чекмень. Лицо его грубое, словно вырубленное топором, чем-то напоминало лицо Дондука-Омбо, но глаза были добрее.
— Эй ты, откуда у тебя это? — наконец спросил Ушак. бросив пояс с золотом на кошму.
Арслан давно понял, что запираться нет никакого смысла, лучше сказать правду, и ответил с достоинством:
— Дорогой сердар, вижу я, что ты тот самый Мухаммед-Али-хан Ушак, о котором много говорят в Хорезме, но мало знают в России. Мы же как раз из России. А приехали сюда по повелению русской императрицы за небесными скакунами.
— Бай-бой! удивился Ушак. — Много я видел в своей жизни разных врунов, но такого вижу в Первый раз. Давай-ка не болтай, джигит, скажи правду — кого и где ограбили вы?
— Дорогой сердар, поверь мне, мы в самом деле приехали из России, а Арзгир на другом берегу Каспийского моря, возле Кавказских тор. Разве ты не слышал, сердар, что в прошлые времена туркмены из Тахты, Дашховуза и других мест Хорезма и Мангышлака переселились туда?
— Слышал, джигит… Но так может заявить любой из нас, хотя мы и не были на другом берегу моря. Давай-ка не придумывай сказки, а скажи правду, где взял золото и откуда сам?
— Вах, сердар, ты, оказывается, ничему не веришь. Дай-ка мне нож!
— Зачем тебе нож? — насторожился Ушак, но увидев, что джигит полез под полу халата и шарит там, догадался и протянул ему нож. Арслан вспорол подкладку, достал из неё бумагу с русским двуглавым орлом, исписанную по-русски и арабски, подал Ушаку.
— Сердар-ага, будем надеяться, что этот фирман убедит тебя в нашей искренности!
— Да, дорогой джигит, эта бумага похожа на царский фирман. И он заставляет прозреть наши слепые глаза. Ты со своими головорезами ограбил на Арале русского пашу [38] . Не так ли? — Ушак рассмеялся во всё горло, и толпившиеся у входа в кибитку туркмены, с интересом наблюдавшие, чем дело кончится, тоже захохотали.
Арслан в отчаянии закричал:
— Сердар-ага, раз фирману не веришь, позови сюда Мурада-криворукого — это мой родной дядя, говорят, он у тебя лошадей подковывает!
38
Паша — полковник.
Из толпы, стоявшей у входа в кибитку, послышались голоса, что, действительно, есть в ополчении такой кузнец, из Куня-Ургенча приехал. Ушак велел позвать кузнеца, но уверенности насчёт того, что перед ним самые настоящие разбойники, не убавилось, И он продолжал допытываться:
— Вы, проклятые душегу0ы, ехали к Надир-шаху, чтобы продать ему золото! Сознайся, парень. Если сознаёшься, отпущу всех и волосинки с ваших голов не упадёт.
— Сердар-ага, мы ехали к тебе, чтобы отыскать моего дядю…
Арслан запнулся на слове, ибо толпа у входа оживилась, и в кибитку втолкнули кузнеца Мурада-криворукого. Он, пока его вели, узнал, что какой-то разбойник-головорез, дабы спасти свою шкуру, назвал Мурада-криворукого своим дядей. Кузнец был настроем решительно: «Надо же, какой наглец! Наверное, я ковал его коня, вот он и решил, что мы с ним породнились!» Но увидев Арслана, вовсе смутился, поскольку этого негодяя вообще никогда не видел. Ушак строго спросил]
— Знаешь ли ты этого, человека, кузнец?
— Никогда я его не видел, сердар-ага. Это настоящий негодяй. Если разбойники начинают прикрываться моим честным именем, то плохо моё дело!
— Дядя Мурад, неужели ты не узнал меня?! — закричал вне себя Арслан и бросился к нему, но Ушак, протянув руку, дёрнул джигита за шиворот и сказал кузнецу:
— Иди, криворукий, и не беспокойся, никто твоим именем не воспользуется. А этих проходимцев приказываю посадить в чёрную кибитку и поставить стражу.
Нукеры тут же схватили арзгирских джигитов под руки и бросили в старую юрту. В юрте пахло овечьим помётом, а оттого, что в неё втолкнули одиннадцать человек, сразу же дышать стало нечем. На дворе между тем вновь занялась обычная жизнь. Мухаммед-Али-хан Ушак, забыв о «разбойниках», вспомнил о приближающихся к Хазараспу персидских войсках и поскакал к Ильбарс-хану, взяв с собой несколько сотен джигитов. Арслан и его друзья долго прислушивались к разговорам стражников, пытаясь догадаться, что замышляет Ушак. Кое-что поняв, подняли крик, чтобы нукеры открыли вход в кибитку, но те и не подумали этого сделать. Тогда Арслан разодрал войлок на решётчатой стенке и жадно припал к дыре, наслаждаясь свежим воздухом. Надышавшись, он отошёл, и джигиты последовали его примеру. К ночи похолодало — дышать стало легче. Нукеры всё так же сидели вокруг юрты, держа в руках ружья, говорили о войне и об её исходе. Вспомнив о пленниках, стали бранить их, ибо из-за них приходится здесь сидеть и ждать, когда принесут шурпу и чай. Арслан решил поговорить с нукерами, просунул лицо в отверстие и негромко позвал: