Азимут бегства
Шрифт:
— Так, значит, у тебя нет ответа? — спрашивает она Анхеля.
— Куда запропастился Амо?
— Это не ответ, а вопрос.
— Я испробовал уже множество способов.
— Он старается найти друга.
— А как насчет телефонной книги?
— Это друг совершенно иного сорта.
— Его там нет?
— Таких, как он, не обозначают на картах — это не шутка. Подожди неделю, он объявится сам.
— Каждый раз после общения с ним я мучаюсь от похмелья.
— Никто не заставляет тебя с ним пить.
— Дело в том, — говорит он, возвращаясь к ее вопросу, — что если бы вам удалось
— И в которую ты бы хотел заглянуть?
Анхель ненадолго задумывается, глядя на оживающий утренний горизонт. Плоская равнина мерцает, разыгрывая волшебные трюки — растения превращаются в лошадей, в карточные столы, снова незаметно становясь кактусами.
— Вам стоит отыграть назад, чтобы не обострять ситуацию.
Он достает из нагрудного кармана пачку и вставляет в рот первую за сегодняшний день сигарету. Огонь зажигалки отпугивает собак, когда он курит, они отходят от него, не желая продолжать игру. Описывая круги вокруг Пены, они, недовольные окончанием игр, приглушенно рычат.
— Стоило бы поискать ученых, получающих действительно стоящую информацию и занимающихся религиозной историей.
— Мальчик явно делает успехи, — произносит Пена.
Эта женщина очень скупа на похвалы, Анхель начинает краснеть, а она смотрит на него и улыбается, обнажая свои пожелтевшие от старости зубы.
— Опубликовать или умереть, — говорит она. — Весь мир ученого — это информация, какой он обладает. А в данном случае это не просто информация: священные книги, утраченная магия, то есть масса вещей, которые могут нанести урон католической церкви. Эту информацию церковь будет прятать столетиями. Ученые, особенно такие, которых ты имеешь в виду, овладев таким материалом, почувствуют себя благословенными, но одновременно будут, вероятно, немного нервничать. Религия сама по себе воспитывает скрытность, это не игра в мяч. Такие ученые не будут спешить делиться своей информацией.
— Нет, не будут, но ведь сами они откуда-то ее получают, даже если она просто по ночам неизвестно откуда появляется в их почтовых ящиках. Кто-то же кладет ее туда.
— Вероятно, курьер, которого используют втемную, чтобы он не смог ничего выдать и никого подставить.
— Значит, надо выяснить, откуда курьер берет информацию, и посмотреть, кто еще ею пользуется. Если иметь время и никуда не спешить, то можно таким образом восстановить всю сеть.
— Нам следует быть осторожными с такими вещами. Я думала об этом почти год, но не смогла придумать ничего лучшего, хотя это жуткая грязь. Так или иначе — это грязь.
В отдалении появляется маленький самолет. Он летит так далеко, что они едва слышат его тихий гнусавый рокот. Собаки замечают самолет и бросаются навстречу ему, задрав морды к небу.
— В Польше был когда-то маленький рыбацкий поселок, называвшийся Дренск. Жило там не больше четырех сотен человек, которые с трудом сводили концы с концами, вылавливая рыбу из Буга. Большинство населения поселка были евреями, хотя надо было провести среди них довольно много времени, чтобы выяснить это. Судя по всему, они начали скрываться там еще до рождения Христа. Синагога их была спрятана в костеле. В алтаре была деревянная статуя Христа, добротно вырезанная, но не настолько украшенная, чтобы у кого-нибудь возникло желание прихватить ее с собой. Гвоздь, которым были прибиты ноги Спасителя, представлял собой рычаг, повернув который, можно было открыть алтарь.
Солнце наконец целиком выкатилось из-за горизонта. Здесь, на открытой равнине, оно выглядело таким огромным, что казалось, могло бы занять все небо.
— Деревенский сапожник в свое время бежал из Турции, захватив с собой книгу, где было подробно описано путешествие Христа в Тибет. Это старая история, и, возможно, в ней есть много правды. Христос провел в странствиях большую часть своей жизни, и в этих путешествиях он учился мистицизму. По этому предмету было написано множество книг, но все описания и сведения были совершенно бездоказательными. Та книга, о которой я говорю, могла бы послужить таким доказательством, но кто смог бы утверждать это наверняка? Наверняка таких вещей не знает никто. Это парень приезжает из Турции, он знает о репутации жителей поселка — они умеют хранить тайны, и он думает, что книга будет там в полной сохранности. Четыреста человек хорошо умеют хранить тайны, и у них в поселке спрятано множество вещей, которые решительно невозможно найти. Они могли бы построить на центральной площади Тадж-Махал, и он бы выглядел как безобразная, почерневшая от времени хибара, на которой сушат нанизанную на рыжие веревки рыбу. Но Ватикану была очень нужна эта книга, он так хотел ее заполучить, что это не на шутку напугало того человека в Турции. Можно ли представить себе вещь, худшую для еврея?
Он приезжает в Польшу и открывает там мастерскую. Ватикан ждет. Ждет, когда он успокоится, когда он перестанет ворочаться в постели до утра, не смыкая глаз, когда он перестанет класть рядом с постелью ружье. И вот к нему приходят в ночи и требуют книгу. Он не хочет отдавать. Когда прячешь ценность всю жизнь, поневоле становишься упрямым. Они говорят, что если он не отдаст книгу, то они уничтожат поселок.
— Зачем вам это делать, — изумляется он, — не настолько же вы безумны?
В центре поселка был фонтан — статуя молодой женщины, держащей трех рыбок, из ртов которых бьют струи воды. Они привязывают его к статуе и сжигают поселок дотла. Погибают три сотни человек. Все погибло. Когда уцелевшие отвязывают его от статуи, он сходит с ума от горя и через три дня топится в фонтане. Но это ничего не может изменить. Наступает зима, и люди, оставшиеся в живых после пожара, умирают от холода. Весной от поселка не остается никаких следов, и никто уже не помнит населенного пункта под названием Дренск.
Анхель знает подобные истории. Он знал финал еще до того, как Пена закончила свой рассказ. В таких историях не бывает по-другому.
Что бы ты сделал, если бы стал вдруг Папой? Стал бы ты без передышки ездить по свету, устраивая бесконечный парад благодарения? Не стало бы твое стадо таким многочисленным, что только дьявол смог бы посчитать его численность? Стал бы ты бродить по холодным итальянским улицам, ломая голову над проблемой, возникшей за двадцать столетий до твоего собственного рождения? Стал бы ты в поисках доказательств сжигать деревни?