Азимут «Уральского следопыта»
Шрифт:
Но, может быть, все-таки демидовским рудознатцам не удалось найти хороших месторождений меди на Урале, и потому Акинфий Демидов вынужден был заняться медным делом на Алтае?
Полистаем документы.
Еще в январе 1705 года, утвердившись на берегах Нейвы, Никита Демидов подал в рудный приказ заявку, в которой сообщал о найденной в Кунгурском уезде медной руде, просил разрешения строить медеплавильный завод и уже в мае получил это разрешение. Но, закрепив за собой рудные места, он вовсе не спешил ими воспользоваться, несмотря на строгие указы, требовавшие немедленно начать медное производство: нужда в меди тогда была велика.
И только почти через четверть века — в 1729 году уже не Никита, а Акинфий построил в Кунгурском уезде Суксунский медеплавильный завод, а еще через несколько лет — Бымовский.
Несмотря на указ Берг-коллегии
Правда, нежелание Демидовых в то время активно заниматься медью можно понять: цены на медь, установленные правительством, были очень низки, а потому медное дело оказывалось не только малоприбыльным, по иногда и убыточным. По тогда тем более непонятно страстное стремление Акинфия Демидова плавить медь на далеком Алтае, ибо перевозка ее оттуда обходилась весьма дорого. Самый простой расчет наглядно показывал всю невыгодность алтайской медной авантюры Акинфия Демидова.
Значит, не медь, а что-то другое интересовало Демидовых на Колывани? Знали ли они заранее об алтайском серебре или наткнулись на него в ходе медных разработок? Да, знали. Причем знал не только Акинфий, но и его отец Никита. Вспомним известное письмо, посланное Петром I из Персидского похода в августе 1722 года Никите Демидову:
«Демидыч! Я заехал зело в горячую сторону, велит ли бог видеться? Для чего посылаю тебе мою персону: лей больше пушкарских снарядов и обыскивай по обещанию серебряную руду».
Это письмо свидетельствует прежде всего об особых отношениях между царем Петром и Никитой Демидовым. «Персоной» — миниатюрным портретом царя, оправленным в золото и украшенным бриллиантами, Петр лично жаловал только за самые выдающиеся заслуги перед государством. Но здесь нас интересуют прежде всего последние слова: Демидов обещал царю найти серебряную руду. Подобными обещаниями, да еще самому Петру, первый Демидов никогда не бросался и если что-то обещал, то выполнял. Выполнял все, кроме обещания… найти серебро. Его Никита так и не нашел до самой своей смерти. Значит, на этот раз обещал просто так? Нет, не просто так. Никита и Акинфий давно знали, что в Сибири есть и серебро, и золото. Еще в 1715 году Демидыч в честь рождения царского сына подарил Петру древние золотые и серебряные изделия, найденные его рудознатцами в сибирских курганах. Знали Демидовы и еще кое-что.
Дело рудоискателя Степана Костылева
Оно хранится в Центральном государственном архиве древних актов в Москве, в фонде Берг-коллегии, в одном из толстенных фолиантов, одетых в кожаный переплет, и, повествуя о приключениях, а чаще о злоключениях сибирского рудоискателя Степана Костылева, содержит кое-что об интересующем нас серебре.
Рудоискательство тех времен — это еще не наука, а скорее чародейство, требующее чутья, наблюдательности, особенных знаний, чтобы по едва заметным признакам — окраске горных пород, по запаху ветра в жаркий день, по травам и цветам, по ночным блуждающим огонькам от земных испарений и еще по чему-то неуловимому — определить присутствие руд. Здесь нужен особый дар да еще стойкий азарт, фатальная надежда на удачу. Без такого азарта и без такой надежды нет истинного рудоискателя, который может неделями, месяцами, а иногда и годами бродить безо всякого фарта в безлюдных местах и не потеряет желания к дальнейшим поискам.
Одним из таких рудоискателей и был сибирский крестьянин Степан Костылев. Заразился он однажды рудной охотой и с тех пор не знал покоя. И отправился Костылев со своим товарищем Федором Комаровым в Томский острог к коменданту Василию Козлову с челобитной и просил отпустить их руды искать. Но комендант, как позднее рассказывал Костылев, «челобитную их бросил наземь, нас не отпустил и грозил бить кнутом». Нарушил комендант царский указ: уж очень ему не хотелось лишних хлопот с этими рудами.
Но не отступились рудоискатели — охота пуще неволи. В 1718 году упрямый Степан Костылев с товарищами, «отлучаясь от домов своих», без комендантского разрешения ушли в горы к верховьям Иртыша и вернулись не с пустыми руками, а с кусками медной руды. Объявили о своей находке все тому же Василию Козлову. Комендант рудные куски забрал, но на том дело и кончилось. А настырный рудоискатель «не видя от оного (коменданта) никакого произведения», в 1720 году вновь отправился в горы, в междуречье Алея и Чарыша, на этот раз вместе с казачьим сыном Михаилом Волковым. И снова заявился в Томск с рудными образцами. Но к коменданту на этот раз не пошел, а закричал на площади: «Слово и дело государево!» Костылева и Волкова отправили в губернский Тобольск, а оттуда в Москву — в Преображенский приказ, а после допроса — в Берг-коллегию, где образцы руд испытали и нашли в них «признак медный». Рудоискателей отправили снова в Тобольск, а затем по указу губернатора вместе с рудоплавильным мастером Каменского завода Федором Инютиным послали на реку Алей для показания тех мест. Инютин вернулся из поездки с рудными образцами, которые при проверке оказались… пустой породой.
Но вскоре в Уктус, в горную канцелярию к капитану Василию Татищеву, недавно назначенному горным начальником Уральских заводов, поступил донос от Волкова, в котором тот сообщал, что Инютина на Алтае подкупили местные жители, промышлявшие серебряными самородками и не желавшие в местах своего промысла казенных разработок, а потому Инютин, получа 400 рублей, тех руд не осматривал и нарочно представил в тобольскую канцелярию дресву, то есть пустую породу.
Татищев, находившийся тогда в Кунгуре, немедленно затребовал к себе Волкова и Инютина, и последний «с пристрастием был расспрашивай», но в обмане своем не винился. В Кунгуре горный начальник закончить розыск не успел, так как в конце декабря 1720 года переехал на Уктусский завод, куда приказал доставить и Инютина. Но по дороге тот бежал и, как дознались уже через много лет, скрылся на Невьянском заводе.
Демидовым, конечно, было не впервой скрывать у себя беглых, но Инютина в виде исключения могли бы выдать местным властям, если бы он не был очень нужен. Ведь именно от Инютина Демидовы узнали, что в верховьях Иртыша имеются не только медные руды, но и серебро и золото. Вот эти-то инютинские сведения наверняка и имел в виду Никита Демидов, когда обещал царю Петру найти серебряную руду.
Но Демидовы прекрасно понимали — пока Василий Татищев на Урале, пока он ведает горными делами, до алтайского серебра им не добраться. Ибо если один конец серебряной нити в их, демидовских, руках, то другой крепко держит горный начальник и по своей воле не выпустит. Демидовы уже убедились, что ни дерзкая война, объявленная Татищеву, ни сменившие ее лесть и попытки подкупа не смогли ни сломить, ни приручить гордого капитана. Татищев стал опасен Демидовым, так как все решительнее ставил под свой контроль их горные дела, уже немало вскрыл демидовских беззаконий и не намерен был спускать им впредь. А потому решили Демидовы любыми средствами убрать Татищева с Урала.
И вот в начале 1722 года при личной встрече с царем Никита Демидов обвинил горного начальника в разных обидах и разорении его заводов. Все эти обвинения, как выяснил потом своим розыском генерал Геннин, оказались ложными. На основании следственных материалов «высший суд» вынес решение: за то, что Демидов «не бил челом о своей обиде на Татищева у надлежащего суда, но презирая указы дерзнул его величество в неправом деле словесным прошением утруждать, вместо наказания взять штраф 30 000 рублев».
И все-таки Демидовы частично добились своего: Татищев был отстранен от горных дел на Урале.
При этой же встрече с царем Демидов и обещал ему найти серебряную руду — ведь он теперь знал, где ее искать.
О демидовском нетерпении прибрать к своим рукам алтайские месторождения говорит и такой факт. Едва в начале 1722 года Татищев отбыл с Урала в Петербург, как в Уктусский завод, где размещалась горная канцелярия и временная резиденция горного начальника и куда демидовские люди обычно опасались появляться, заехал приказчик Невьянского завода Гаврила Семенов и встретился там с приехавшим из Сибири Степаном Костылевым. А при встрече расспрашивал: подлинно ли рудознатец про алейские руды знает? Причем, как вспоминал позднее сам Костылев, Семенов про те руды уже раньше от кого-то проведал и при разговоре многозначительно намекнул, что тех руд ему, Костылеву, одному не поднять.