Азия в огне(Фантастический роман)
Шрифт:
— Жизнь пленников принадлежит нам. Но тщетно мы ее требуем у Тимура. Тимур их щадит. Тимур им покровительствует. Тимур обойден их льстивыми речами. Тимур изменяет великому делу, сохраняя их в живых!
— Не поддался ли он уже чарам этой коварной женщины, благодаря которой царь царей и император Азии задержался в Самарканде дольше, чем следовало!
— Смерть европеянке!
— Да, смерть ей! Смерть пленникам! Это она, это они задержали действие гнева Господина и победу Азии. Тимур— жертва их колдовства. Они ослепили Тимура, и, если Тимур хочет продолжать их щадить, Азия должна в это вмешаться!
При этих последних словах собрание, возрастающая злоба которого обнаруживалась яростными восклицаниями и жестами, вскочило на ноги с криками:
— Да, Тимур слеп!.. Он нас губит!.. С этим нужно покончить!.. Мы и то слишком долго терпели!.. Поднимем народ… Бежим к дворцу… Схватим пленников и расправимся с ними сами…
— Погодите немного, — перебил их проповедник таким пронзительным голосом, что он заглушал весь гам: — слушайте, что я вам скажу! Да, только мы теперь и можем спасти Азию. Пора нам вмешаться. Но, чтобы наше вмешательство было своевременным и целесообразным — нужно еще немного подождать. Вам будет очень нетрудно захватить пленников, находящихся в крепости. Но мы не сможем проникнуть в самые покои Господина, где скрывается возлюбленная повелителя. Нам необходима помощь всех истинных азиатов, нужно, чтобы все соединились во имя этого. Но, чтобы это могло совершиться — нужно некоторое время. Сегодня, наконец, Тимур уезжает, чтобы сделать смотр войскам, расположившимся вокруг Самарканда, перед отправкой их в поход. В город он возвратится не ранее, как через два или три дня. Подождем до вечера, дадим ему уехать и потом соберемся в большом количестве. Пусть пройдет день. С наступлением ночи нам легко будет дойти незамеченными до дворца. И, когда сон овладеет городом — мы быстро захватим стражу, состоящую при пленниках, а также и ту, которая охраняет дворец. Когда шум, произведённый нами, дойдет до ушей городского населения и войск, находящихся в самом Самарканде — возлюбленная Тимура и пленники уже не будут более существовать, а мы успеем разойтись и рассеяться без следа. Найдут только трупы пораженных нами людей. Никаких криков, никаких сборищ, каждый, попавшийся нам навстречу, должен быть прикончен, кто нас увидит — должен погибнуть, даже, если это ребенок.
Эти кровожадные слова как нельзя более соответствовали настроению лам и поэтому были приветствованы криками неописуемого энтузиазма.
Тотчас же стали вырабатывать план резни. Заговорщики подходили маленькими кучками и получали точные инструкции, как собрать и завербовать для участия в этом деле побольше фанатиков. К полуночи все должны собраться и укрыться поблизости эспланады, чтобы по данному сигналу пойти немедленно приступом на крепость дворец Тимура. Ламы, живущие в самом дворце, знают обо всем и откроют входы.
Тогда, один за другим, ламы подходили к своему главе, который руководил заговором, склонялись перед ним до земли и мало-помалу расходились. Они уходили как через маленькую дверцу, в которую вошли, так и через главные двери, а кроме того еще и через третий выход, который Боттерманс только что заметил, и который был как раз напротив него.
Могло быть уже часов семь утра, когда удалились последние ламы. Старик, тщательно заперев все выходы, исчез в свою очередь, сделав предварительно обход церкви, как бы ища кого-то. Он прошел мимо ящика, в котором Боттерманс растянулся, как только мог, и ничего не заметил.
В обширном здании воцарилось полное молчание. Тогда Боттерманс решился выйти из своего тайника, где, несмотря на весь интерес, который возбудила в нем знаменательная сцена, имевшая к нему самое непосредственное отношение, он все время невыразимо страдал от соседства мертвеца. Члены его затекли и онемели от неудобного лежанья, и у него было такое ощущение, как будто это мертвец удерживает его в своем странном гробу. Он осторожно, на цыпочках, обошел кругом весь храм и удостоверился, что церковь в самом деле пуста, и что все двери основательно закрыты и заперты на ключ.
— Да этот раз я более в плену, чем когда-либо! — подумал он, — И надолго ли я тут заперт? И могу ли я вообще отсюда выйти? Если я попробую взломать дверь — могут услышать и придти. Нечего об этом и думать!
Вдруг он обратил внимание на узкие, остроконечные оконца, прорезанные на значительном расстоянии одно от другого. Они казались достаточно широкими, чтобы человек мог пролезть. Но окна были высоко, стена была гладкая, лишь увешанная иконами, как во всякой русской церкви. Надо было сделать из чего-нибудь возвышение, вроде подмостков. Он нашел несколько золоченных кресел, остатки былой роскоши храма, нагромоздил их в неустойчивую пирамиду, кой как взобрался до подоконника, ухватился за него и открыл задвижку.
Окно выходило в аллею, наполнившуюся в этот час прохожими. Боттерманс некоторое время смотрел на толпу. Затем, взглядом он измерил высоту прыжка, который был не невозможен вообще, но безумен в виду того, что мимо церкви непрерывно сновал народ.
— Ну, что же, нужно покориться обстоятельствам и подождать ночи, — подумал он, — если кто-нибудь явится — у меня есть ящик, чтобы спрятаться!
Церковь была разграблена. Боттерманс тщательно обыскал все уголки, алтарь, дарохранительницу, пробуя найти хоть каплю воды, чтобы утолить мучившую его жажду. Он только нашел в кармане надетого на нем платья горсть рису и несколько фиников. Он провел ужасный день.
Когда наступила ночь, он снова возвел свой помост, открыл окно и увидел, что аллея на этот раз пуста или, по крайней мере, кажется пустой. Не раздумывая больше, он повис сначала на внешней части подоконника, затем полетел вниз.
X. Неожиданная встреча
Шум прыжка Боттерманса разбудил двух человек, спавших возле одного дома. Но, так как они не видели прыжка, а костюм ламы не возбудил их внимания, то они снова спокойно улеглись на свое место.
Немного успокоенный, Боттерманс прошел мимо них, затем, свернув с аллеи в первую боковую улицу, первым делом, постарался отойти подальше от русской церкви.
Его толкал какой-то инстинкт прочь от этого здания, в котором он смог найти себе убежище, только убив человека, и которое в продолжение двадцати четырех часов было для него темницей.
Он шел с трудом. Ничего не ел целые сутки и очень истощенный усилиями и волнениями ужасного дня, он шатался, как пьяный.
Особенно его мучила страшная жажда. Однако, он не думал ни о питье, ни о еде — он думал об одном, как бы ему добраться до крепости, увидеть своих друзей и предупредить их об угрожающей им опасности, которая должна была разразиться едва через несколько часов.
Но как попасть к крепости? И как войти в нее? По всей вероятности, ему следует только вернуться ко дворцу и дать себя узнать страже, которая и водворит его на прежнее место. Попасть в руки солдат Тимура было еще сравнительно хорошо. Но он, все-таки, рисковал быть помещенным уже не вместе с товарищами. Нужно, ведь, было объяснить и свой уход, и свое возвращение, и одежду ламы, в которую он одет — тогда его могут запереть в какой-нибудь карцер в ожидании приказаний Тимура.
С тоскою размышляя обо всем этом, он пытался отыскать дорогу к эспланаде, но заблудился в улицах, спускающихся к старому городу, встречая запоздалых прохожих, натыкаясь на спящих и стараясь избегнуть освещенных кафе и оживленных перекрестков.